– Ну вот. Есть дверь. Мы пошли.
В голосе Наоми звучало отчаяние:
– Мы постараемся дать вам побольше времени.
– Она уже всех числит покойниками, – заметил Миллер. – Себя, тебя и всех, кто на тех кораблях. Или не знаю. Если не покойниками, то чем-то похуже того. Я побывал в компании этих долбаных сознаний, которым даже сдохнуть не дают. Ничего хорошего. Кстати, я еще не сказал тебе «охрененное спасибо» за то, что снова меня выволок?
Джим покачал головой. Он не знал, что ответить Наоми, как хоть немного ее утешить. «Ты уже обходилась без меня», или «Если мы погибнем, я умру, паля из всех орудий», или «Я не потрачу даром время, которое ты мне дашь».
– Все будет хорошо, – сказал он.
– Не будет, – вставил Миллер, – ничего хорошего.
– Доброй охоты, любимый.
Джим выключил микрофон.
– Да, понял: чтоб мне провалиться за то, что вытащил тебя обратно. А теперь помогай или заткнись.
Изогнутые стены тоннеля словно выросли над ним, загородив «Роси», «Дерехо» и светлые звездочки врат. Тоннель вел в глубину станции. В восприятии Джима направление перескакивало от «вперед» к «вниз»: он то двигался по коридору, то падал в яму.
– Внимание! – подключившись к открытому каналу, заговорила Танака. – Холден, ваше состояние?
– Простите, что?
– Ваше состояние. Вы – мой ключ к здешнему маленькому аду. Я должна знать, не превратились ли вы целиком в проточудище, и, желательно, заранее. Доложите состояние, чтоб вас!
– Так-так, – заговорил Миллер. – Сдается мне, вам стоило заранее договориться, кто здесь главный.
– Чувствую себя нормально, – сказал Джим и, подумав, уточнил: – Может быть, немножко лихорадит?
Но не сильно.
– Прошу докладывать каждые пять минут. Установите таймер.
– Если станет хуже, я дам знать.
– Дадите. Потому что сработает таймер.
Миллер, плавая между ними и на полшага позади, старался скрыть ухмылку. Джим взвесил «за» и «против» стычки с Танакой и включил таймер. Но установил на семь минут.
Тоннель расширился. Переход отмечала какая-то прозрачная мембрана, но Джим, проходя сквозь нее, не ощутил ни малейшего сопротивления. Тоннель – или яма – еще раз расширился – до десяти метров, а потом перешел в огромное, как зал собора, помещение. Здесь по стенам и колоннам вились такие же линии, как на кожуре станции. От стен, пульсируя, лился мягкий свет, такой рассеянный, что не давал теней. Все здесь двигалось, и у Джима возникло чувство, что, не закачай он в себя протомолекулу, этого движения не заметил бы. Все поверхности были живыми, обменивались жидкостями и крошечными, мельче песчинок, объектами. Он словно наблюдал, как ткани огромного тела исполняют свои функции, согласуясь в единый оркестр для достижения общей неведомой цели. Одна из колонн была в то же время и фигурой – механизма, насекомого или чего-то совсем другого. У Джима мелькнуло воспоминание: марсианский десантник подрывает себя гранатой и, уничтоженный, распадается на молекулярные комплексы, которые идут на починку нанесенных им повреждений.
Джим снова включил микрофон:
– Гм… постарайтесь здесь по возможности ничего не ломать.
Он ждал, что Танака огрызнется, но отозвалась только Тереза:
– Я думала, здесь нет пригодной для дыхания атмосферы. Так говорилось в отчетах. Благородные газы с примесью летучих веществ. Но это неверно.
Джим справился у своего скафандра. Девочка оказалась права. Неон, причем больше, чем было раньше, и следы бензола, но еще и кислород. По мнению скафандра, он вполне мог снять шлем. Он не снял.
– Это он, – заговорила Танака. – У верховного консула не было с собой вакуумного скафандра, и если чего-то похожего не нашлось на том… корабле, в котором он летел… – она кивнула в пустоту, или на стены, или на станцию в целом, – он обеспечил себе годную среду обитания.
– Воды и еды у него тоже нет, – напомнила Тереза.
Танака за щитком шлема поморщилась.
– Думаю, есть. Таким же образом. Он здесь. Холден?
К нему куда?
Джим поморгал и обернулся на Миллера.
– Понятия не имею, – ответил тот. – Если Дуарте теперь – новенький, выверенный гоночный экипаж, то мы с тобой – парочка грузовых контейнеров с реактивной тягой на горбу. Можешь сказать, что действуем так же, и даже не соврешь, но мы не в той весовой категории.
