Его память – калейдоскоп внутренней жизни множества людей – блестела, светила, играла стекляшками. Стоило об этом задуматься, начинала кружиться голова.
– Ну вот, – сказала Элви. – Думаю, мы согласимся, что отчеты полковника Танаки точно описывали происходящее.
Танака кивнула с настенного экрана. Наоми на фоне рубки «Роси» занимала соседний. Джим и Фаиз зависли в кабинете Элви. Все вместе – и разбросаны по космосу.
Медики еще сканировали Амоса, Кару и Ксана. А также всю команду. Час после неудачного погружения был занят бешеной деятельностью. Ученые проверяли и перепроверяли показания, выискивали закономерности, пока память не стерлась и не поблекла. Джим не сомневался, что у всех обнаружится то же, что раньше, когда спасся «Прайсс», пережила Тан ака.
Он ухватился за эту мысль.
– Был кто-то на переходе? Когда это произошло?
– Нет, – ответила Наоми. – Спусковым крючком на сей раз послужило не происходящее в кольцах, а мы.
– Я тоже так полагаю, – поддержала Элви. – Дуарте, или станция, или они оба в каком-то сочетании отвергли нас. Оттолкнули. Думаю, что эффект притупили предоставленные полковником Танакой лекарства. По крайней мере, для нас.
– Погоди, – вмешался Фаиз. – Для нас? А для кого не притупили?
– Вероятно, это событие могло распространиться шире, чем предыдущие. Уже пришли сообщения пяти научных групп, находившихся вблизи своих врат, – они описывают сходные переживания. Не удивлюсь, если поступят и новые.
– Насколько далеко это распространилось? – спросила Танака.
– Эффект внепространственный, – ответила Элви. – Я, пока не начну понимать, как он передается, не берусь гадать.
– Думаю, подсказки найдутся у меня, – сказала каменным – твердым и жестким – голосом Наоми. Ее изображение на экране сменилось последовательностью тактических схем. Солнечная система задерживалась на несколько секунд и сменялась следующей. Наоми продолжала говорить, а схемы продолжали меняться, не повторяясь: – По сведениям подполья и его союзников, после события сто пять кораблей в семидесяти системах изменили курс на новый, который приведет их за врата. Среди них лаконские, корабли подполья и нейтральные гражданские. А еще… они замолчали.
– Замолчали? – эхом откликнулся Джим.
Он скорее выражал изумление, чем спрашивал, однако Наоми ответила:
– Ни радиосвязи, ни лучевой. Ни объяснений, ни уведомлений об изменении в полетных планах. Все просто повернули к нам.
– Радиомолчание – это странно, – заметил Фаиз. – Дюзовый след все равно виден. Какой смысл прятаться за радиомолчанием? Что оно даст?
– Ничего не даст, – сказала Танака. – Просто связь им больше не нужна. Все думают одной головой.
Элви издала что-то среднее между вздохом и всхлипом. Танака либо не услышала ее, либо не сочла нужным заметить.
– Я взяла на себя смелость связаться с адмиралом Трехо. Надеюсь, присланное им подкрепление успеет к сроку.
– К чему успеет? – не понял Джим.
– Ко времени сражения, – ответила Танака, как отвечают на дурацкий вопрос.
– А мы уверены, что они враги? – спросила Элви.
– Да, – сказала Танака. – Мы попытались войти в станцию. Нас отбросили. И теперь к нам движется особый флот, управляемый ульевым разумом. Если бы они просто спешили доставить нам торты и украшения к празднику, мы бы знали: верховный консул за приятной беседой на станции разъяснил бы.
– Мы выявили восемнадцать систем без признаков враждебной активности, – сказала Наоми.
– Если сейчас отступить, мы никогда не вернем уступленной территории, – заявила, подавшись к экрану, Танака. Эта женщина внушала Джиму страх и отвращение, и особенно – когда оказывалась права. – Или мы войдем сейчас, или разговор с верховным консулом откладывается до времени, когда он окажется внутри нас и станет дергать нас за ниточки.
Наоми ответила ей мягче, но не менее решительно:
– Понимаем ли мы, почему не удался эксперимент? Почему Джим сумел проникнуть на станцию, чтобы открыть врата, а мы не можем?
– Когда вы впервые столкнулись со станцией, она была чем-то вроде автопилота, – объяснила Элви. – Она открылась перед прицепившейся к вашему кораблю протомолекулой, потому что не получала приказа не открывать. А сейчас получила. Наш катализатор способен что-то включить, Кара с Амосом могут на что-то реагировать, но Уинстон Дуарте перестроен протомолекулой. Он стал ее частью. Нам на станцию не попасть, потому что он не пускает. Вот так просто.