В пространстве колец было тесно. Пятьдесят шесть кораблей, освещенных жутковатым сиянием врат, не гнали по своим делам, а замерли в неподвижности. Джим разглядывал их на объемном дисплее. Больше всего было научных судов, но попадались и грузовики, и колонистские транспорты. Все нацелены дюзами в разные стороны – откуда пришли и как затормозились. Он не сразу понял, чем его напугало это зрелище.
Пространство колец – Медленная зона – несколько десятилетий было перекрестком дорог из системы в систему. Корабли, особенно после гибели «Медины» и «Тайфуна», торопливо сновали туда-сюда, стараясь как можно меньше задерживаться в этом беззвездном не-небе. А теперь собрались здесь. Пока только те, что были ближе, кто успел, но впервые на его памяти Медленная зона стала пунктом назначения. Там и тут загорались огоньки маневровых – кто-то корректировал дрейф, – но эпштейновские двигатели были темными. Этот флот слетелся на призыв Наоми. Или Трехо. Или Элви. И не сцепился в сражении. Они не спешили в более человечные, более постижимые места. В пузыре, где уместились бы миллион Земель, повисли несколько щепок из керамики и силиконового кружева.
Они походили на утопленников.
– Ну вот, корабль наблюдаю визуально, – доложила с «Сокола» Элви.
Даже на таком малом расстоянии помехи сбивали направленный луч. Не настолько, чтобы нарушить связь, но плоский и искаженный звук вызвал у Джима клаустрофобию.
– Корабль с большой буквы, – попытался пошутить он.
– Яйцевидный объект. Телескопы поймали яйцевидный объект. Хорошо уже то, что он никуда не делся.
– Были признаки активности или движения? – спросила из рубки «Роси» Наоми.
– Нет, – ответила Элви. – Во всяком случае, на станции.
– А вокруг?
– Активность увеличилась. Тепловое излучение возросло на порядки величины. Больше света, сильнее радиация. Те корабли, что прибыли сюда первыми, придется скоро выводить в нормальное пространство для сброса излишков. В теплообменники поступает больше тепла, чем выделяется. Я все свободные сенсоры поставила на сбор данных и поиски закономерностей.
– Давайте начнем с главного, – подал голос Джим.
– Непосредственное наблюдение станции? – уточнила Элви.
– Я имел в виду: позаботьтесь, чтобы все эти люди, последние годы старательно убивавшие друг друга, сумели об этом забыть, – пояснил он. – У нас здесь по паре дюжин кораблей от каждой стороны, и можно не сомневаться – за время войны в экипажах накопилось порядком дурных чувств.
– Этим уже занимаюсь, – отозвалась Наоми. – С тех пор как вышли из врат, веду активную переписку.
– Плохо дело? – спросил Джим.
– Ворчат, но причин для тревоги не вижу. Пока.
Джим снова оглядел затонувшие в пространстве щепки. Они не пытались поубивать друг друга. Уже повод для праздника.
– Хорошо. Пойдем посмотрим, есть ли кто дома на яйцевидном объекте.
В ответе Элви уместились и усталость, и решимость:
– «Сокол» рассчитывает курс, но мне бы не хотелось тормозить эпштейном вблизи поверхности. Так что быстро не получится.
– Ты же знаешь, эта штуковина пережила мощнейший выброс гамма-излучения, – напомнил Джим.
– Я не за станцию переживаю, – возразила Элви. – Не хочу бить посуду, пока не разобралась в обстановке. Глупо выйдет, если в том «яйце» Дуарте, а я, не успев поговорить, поджарю из него яичницу.
– Справедливо, – признал Джим. – Условимся о рандеву.
Он сбросил соединение. Почти тотчас же «Роси» под ним шевельнулся – Алекс менял курс. Джим дал приближение на дисплей и остался сидеть в амортизаторе, ощущая стены вокруг себя, вибрацию корабля и понемногу складывая из этих ощущений образ крошечного организма в огромной вселенной. Десны у него ныли, но это в последние дни стало обычным делом, не стоило обращать внимание, как и на постоянное напряжение в основании черепа – даже во сне. Так он теперь жил.
