– Произвожу разметку, – звучит задорный голос Хайдрун.
Она с нами навсегда, сопровождает бойцов в миссиях и переживает за них.
Во время упражнения я задаю солдатам вопросы, ответы на которые уже знаю. Им нравится демонстрировать свои знания и умению главнокомандующему. По себе знаю. Я обожала, когда Триггер наблюдал за мной, потом отводил в сторону поучал, указывал на слабые и сильные стороны, давал советы. В нем было хорошее. С годами замечаю, как ненависть к нему утихает, и часто просыпается благодарность. Когда я говорю об этом Калебу, он отвечает, что я старею.
Он подошел ко мне, и мы вместе наблюдали за работой солдат, вспоминая, как когда-то давно, уже наверное в прошлой жизни, были на их месте. Мы стараемся их подбадривать, вдалбливаем каждый день неизменную мантру: Падальщики – последняя надежда, негаснущая, непобедимая, вечная…
Тренировки интенсивные. Сопля их не жалеет. И снова преисполняюсь гордостью. Электрограната вообще чума. Не знаю, что там курит мой брат в своих огнестрельных лабораториях, но он придумывает эффективное оружие, правда забывает, что иногда им пользуются не мутанты, а обычные люди, а они, как известно, бесконечным здоровьем не обладают.
– Отличная работа! – кричу я запыхавшимся солдатам в конце тренировки.
Они радостно отдают честь и я покидаю блок.
– Как насчет киновечера? – спрашивает Калеб, пока солдаты покидают тренажерный зал.
– Не могу. Работы много. На следующей неделе вылазка, – отвечаю я.
– Куда?
– Порто-Палермо. Поедешь?
– Конечно. Цель?
– Забрать политических беженцев.
– Боюсь, тут понадобится нечто иное, нежели электрогранаты.
– Миссия мирная. Я поеду с вами.
Калеб смекнул быстро.
– Во имя акта устрашения?
– Надеюсь, он сработает.
– Сработает. Тебя-то здесь не перестают бояться, а уж чужаки тем более. Главное кадров им покрасочнее пришли.
Я ухмыляюсь. Калеб понимает меня как никто другой. Так было всегда.
– Собираюсь к нему. Хочешь со мной? – спрашиваю я.
– Ну уж нет. Я у него неделю назад был. Он заставил меня пойти с ним по грибы. А ты знаешь, что такое пойти с ним по грибы? Это значит, что ты будешь корячиться и собирать эти чертовы грибы под его указания.
– Ему семьдесят пять, он сесть не может без скрежета, – смеюсь я.
– Он меня своей клюкой пару раз огрел. А через два часа прогулки по лесу у него прихватило поясницу, и тогда мне пришлось нести его на спине до дома! А знаешь, что такое километр с ним на спине? Грыжа!
Я тихо смеялась.
– Я передам ему твой привет.
Годовщину я отмечаю одинаково вот уже много лет – посещаю человеческую резервацию. Здесь в небольших одноэтажных домиках с теплицами живут порядка четырехсот семей, в основном аграрники. Сеточный купол фильтрует человеческие запахи через прокладки, которые нуждаются в постоянном облуживании. Много людей сюда не поселишь, а потому совсем недавно была введена квота на количество рождающихся детей. Это не встречает сопротивления, люди сегодня гораздо более дальновидны нежели во времена Вспышки. Мы все понимаем, что планета нерезиновая, у нее есть запас, есть свой лимит, а у фильтрующего купола и подавно. В мире, где за пределами сетки тебя ждет кровожадный монстр, желание родить ребенка несильно, это огромная ответственность за его выживание.
Именно резервация похожа на те городки, в которых люди жили раньше. Такая некая деревенька, где все друг друга знают. Меня, разумеется, тоже. Мой зеленый мундир, длинный хвост волос цвета соломы узнаваем за сотню метров. Кто-то отдает честь, кто-то кивает, кто-то жмет руку или просто говорит «Добрый день!», этим мне тут и нравится: все такие разные, но такие добрые.
Я быстро нахожу нужный дом посреди однообразных строений, для меня он никогда не затеряется посреди этих клонов, и открываю калитку.
Хозяин уже сидел на крыльце в своем кресле-качалке и ждал моего появления.
– Так, так, так. Кто это решил забрести в вонючую человеческую богадельню со всеми этими помирающими стариками?
Я останавливаюсь перед ступенями, ожидая разрешения войти на его территорию.
– Привет, Фунчоза.
– Ну подымайся, бесстыдница.
Я улыбаюсь и прохожу к табуретке, что он всегда готовит к моему приходу. На ней уже давно ножом выцарапана надпись «Тесса-шлюха», он сдержал свое обещание, данное в тот далекий день, и наносил эту истину везде, где мы останавливались. Вот теперь мой личный табурет. Пусть это не кресло, и даже не кресло-качалка, но Фунчоза будет не Фунчозой, если не помучает меня. Даже спустя полвека.