— Не знаю, — устало отвечала я. — Не знаю, что с ней. Не знаю, отпустят ли ее, или оставят в клинике. Ничего не знаю. Я вернусь сюда в полдень и, если что-нибудь узнаю, сообщу тебе. — Я включила зажигание.
Элина коснулась моей руки дрожащими пальцами.
— Мы приятельницы с ее матерью, Вики… Виктория. Церлина, ее мать, вела бы себя точно так же, если бы, например, ты попала в беду. Понимаешь?
Я погладила ее по руке.
— Конечно, понимаю, Элина. У тебя доброе сердце. Это делает тебе честь.
Некоторое время мы ехали молча. Потом я спросила:
— Как фамилия Церлины?
— Фамилия Церлины? Зачем она тебе, радость моя?
— Я хочу разыскать ее. Если она в больнице, мне придется как-то спрашивать про нее в приемном покое.
— Но, киска, вряд ли она захочет тебя видеть, если сильно пострадала при пожаре.
Я начала терять терпение, но старалась говорить спокойно:
— Захочет ли она меня видеть? Если вы с Сериз хотите, чтобы я нашла этого ребенка, ей, черт возьми, придется увидеться со мной. И тебе следовало бы помочь мне.
— Виктория! Как ты выражаешься! Грубостью наших проблем не решишь.
— И ходя вокруг да около — тоже! — возмутилась я. — Или ты скажешь мне фамилию Церлины, или я вам больше не помощник.
— Вот сейчас ты похожа на свою бабушку, когда я у нее жила в те последние месяцы. Она точно так же сердилась.
Не говоря ни слова, я свернула на улицу Кенмор и остановилась перед гостиницей «Копья Виндзора». Бедная бабушка! Будь у нее характер посильнее, она бы поддала Элине под зад еще до ее тридцатилетия. А вместо этого ей пришлось терпеть тетку до самой своей смерти.
— Твоя семья всегда тебя недооценивала, — сказала я, выключив мотор. — Ну что, скажешь ты мне фамилию Церлины или будешь ходить вокруг да около?
Элина искоса взглянула на меня.
— А что, радость моя, это и есть мой дом? Ты просто ангел, потратила на меня столько сил и времени. Нет-нет, не надо, не помогай, я сама это донесу. Ты молодая, тебе силы еще понадобятся.
Не произнося больше ни слова, я отобрала у нее полиэтиленовый пакет и повела в вестибюль гостиницы. Она порхала по вестибюлю и заговаривала с жильцами, а я рылась в сумке, разыскивая квитанцию. Консьержка, которая по моему звонку поднялась из подвала, хотя и помнила меня в лицо, непременно требовала квитанцию, прежде чем впустить Элину в номер. В какой-то момент я испугалась: уж не оставила ли ее в кармане юбки, но оказалось, что она лежит между страницами еженедельника.
Я хотела проводить ее до самой комнаты и вытянуть из нее фамилию Церлины, но консьержка была на страже — посетителей здесь не пускали в номера. Элина быстро послала мне воздушный поцелуй и исчезла, пообещав дать о себе знать в самое ближайшее время.
— Надеюсь, ты скажешь мне, как дела у Сериз, да, киска?
— Каким образом, Элина? — спросила я, лучезарно улыбаясь. — Послать тебе сигнал воздушной почтой?
— Ну… ты, например, можешь оставить для меня записку у консьержки. Не правда ли, дорогая, она может это сделать? — обратилась она к консьержке. Та нехотя разрешила с условием, что это не будет часто повторяться.
Когда они скрылись за очередным лестничным пролетом, я услышала чириканье Элины. Она расписывала консьержке, какая хорошая и заботливая у нее племянница. Лучше просто не бывает. Я стиснула зубы.
Платный телефон для гостиничных жителей стоял в вестибюле, рядом с телевизором. Однако я передумала — не хотелось прерывать передачу «Цена что надо». Вышла на улицу и стала искать автомат, но, пройдя два квартала и ничего не обнаружив, решила поехать домой: так будет быстрее и надежнее.
На двери квартиры банкира появилась наконец табличка с его именем. Посмотрим. Винсент Боттоне. Итальянец! Я почувствовала себя незаслуженно оскорбленной — ведь я наполовину итальянка, почему же он так груб со мной? Я взглянула на свою собственную табличку — Варшавски. Откуда ему знать — фамилия ни о чем не говорит. Попытаюсь-ка заговорить с ним на итальянском, может, смягчится.
Я вошла в свою квартиру и включила автоответчик. Робин Бессинджер оставил сообщение, просил позвонить. Я набрала номер. Секретарша сказала, что он на совещании, но просил позвать его, если я буду звонить. Она предложила мне подождать у телефона. Прижав одной рукой трубку, я стала другой собирать постель с дивана. Я почти справилась с этим и уже укладывала матрас на место, когда в трубке раздался голос Робина:
