И вот теперь он вернулся.
Что он делал, чем занимался, покинув Колтрейн-Хаус? Куда сбежал? Что ждало его там, где он оказался? Как ему удалось не только выжить, но и разбогатеть? Зачем он вернулся? Эти вопросы не давали Мери покоя.
Может быть, он все еще видит в ней ребенка — он всегда хотел, чтобы она оставалась ребенком, даже когда она подросла и ей было уже семнадцать? А может, за то короткое время, пока они обменивались взаимными обвинениями, он наконец понял, что она взрослая, самостоятельная женщина? Наставленное на него ружье было бравадой, глупой детской выходкой. Однако женщина, с которой он говорил в большой гостиной, бросившая ему вызов, давшая ему отпор, была совсем не ребенком. Неужели он этого не понял? Неужели никогда с этим не примирится?
А может, ему все равно?
— Добрый день, миссис Колтрейн. Пожалуйста, не пугайтесь. Я никоим образом не хотел вас пугать. Я Уолтер, друг Джека, приехал вместе с ним из Америки и совершенно безопасен, хотя мне часто говорят, что мой вид внушает страх. Представляете, каково мне это слышать? Разрешите сесть?
Мери пришлось высоко задрать голову, чтобы заглянуть в темные глаза представившегося ей человека. У него был довольно экзотический и действительно несколько пугающий вид, но выражение лица было добрым. К тому же он сказал, что он друг Джека. Она показала на место возле себя, приглашая его сесть.
— Вы приехали с Джеком из Америки? Так вот где он был. В Америке!
— Если быть точным, то в Филадельфии и еще в некоторых местах на Западе, где мы вкладывали деньги в покупку земли. — Уолтер повернулся к Мери и улыбнулся. — Да, я индеец. Не особенно дикий, но все же индеец. Ведь это ваш следующий вопрос, не так ли, миссис Колтрейн?
Мери почувствовала, что краснеет, потому что именно это хотела спросить. Тыльной стороной ладони стерла с лица остатки слез и попыталась улыбнуться.
— Я видела гравюры… на них индейцы в перьях, с ножами и топорами в руках. И на них определенно нет сюртуков. Вы уверены, что вы индеец? Может, поднимете угрожающе руку и широко откроете рот, притворяясь, будто издаете воинственный клич, перед тем как снимете с меня скальп?
— Браво, миссис Колтрейн, не в бровь, а в глаз. Что ж, поскольку мне не удалось запугать вас и загнать на верхушку вон того маленького лимонного деревца, я, очевидно, должен поздравить вас с победой над моим хорошим другом Джеком. Вы сделали все, чтобы он решил, что благоразумнее было бы остановиться в ближайшей гостинице, чем встретить такой прием, который вы ему оказали. После этого — извините меня — вы не можете пригласить блудного мужа в свою постель. Особенно хорошо он себя почувствовал, когда вы наставили на него ружье.
— Это Джек вам обо всем рассказал? Видимо, вы и вправду его лучший друг. Но все было не совсем так, мистер… э…
— Просто Уолтер, миссис Колтрейн. Я не стал бы никого заставлять ломать язык, чтобы произнести мое имя.
— Хорошо, Уолтер. Все было не так. По крайней мере, не совсем так. Если Джек был с вами так откровенен, нам стоит подружиться, чтобы вы не думали, что я всегда так кровожадна. Джек, естественно, ожидал, что я сержусь на него, может, даже стану угрожать убить его. Я действовала так, как он хотел — до того момента, когда я начала действовать, как хочу я. — Опустив голову, она сжала пальцы в кулак. Прежняя боль нахлынула на нее. — Что касается остального… Я знала, что Джек вернулся: мне об этом сказал Генри Шерлок. — Она посмотрела на Уолтера. — Вы знаете о Генри Шерлоке, кто он?
— Знаю, — мягко ответил он, накрыв своей ладонью ее руку. — Я пытался убедить Джека написать лично вам, но он такой упрямый. У него свои замыслы, и он ни за что от них не отступится, даже если этого потребует здравый смысл.
— О да, вы определенно близкий друг Джека, раз знаете его так хорошо. Я тоже хорошо его знаю, Уолтер. Я знала, что он станет делать, когда вернется. Он будет себя вести так, словно и не уезжал. Как будто не было бракосочетания. Как если бы я все еще была ребенком, а не управляла Колтрейн-Хаусом много лет.
Она подняла голову и заглянула в непроницаемые глаза Уолтера.
