Сказала мать. Косы свои распустила. Волосами взмахнула по ветру. Вплелись они струями в ветер. И с ним унеслась Голубина. С тех пор голубою летает Метелицей.
Увидел то Красень. Печали слезою не выдал. Лишь побелел, посуровел. Бородой обмотался седою. Повернул топор посохом и Голубину искать поспешил. С тех пор он Морозом догнать её силится. Пышет носом, стопами торопиться. Но лишь след он её настигает. А она, точно дымка, всегда пропадает.
Так и бродят они друг за другом. Устанут — в ледовом краю отдохнут. Зиму с собой унесут. Лето с весны лепестком опадёт. К осени плодом созреет.
Но чуть всполошится Вода, Метель и Мороз в гриве ветров прилетят. Землю набело пухом накроют. Воду в стеклянный колпак закуют. Так крепкой заставою мир берегут!
Последний сказ о том, как люди смеяться научились
Звёзды кружатся в небе. На Земле времена чередою проходят. Погоревали о Голубине и Красене их сыновья и дочери и опять принялись за работу.
Поля их обильные ширятся. Животинка домашняя множится. Приделками дом обрастает, круглыми башнями высится. Обновы всем девицы правят. Пропитанием молодцы ведают. Житьё-бытьё миром-ладом ведут.
Земля вокруг них хорошеет. Сами красою и статью цветут. Каждый в общее дело долю вносит свою. Те доли — денёчки в неделе, течению времени — убыстрение делом.
И стали братья и сёстры не теми, кем мать и отец их прозвали, а теми, кем труд их возвысил. Понедельник могучий стал Пахарем знатным. Вторник — Охотником ловким. Доброю Скотницей стала Среда. Четверг — Кузнецом именитым. Тихой Портнихою — Пятница милая. Быстрою Жницей — Суббота. Так славное имя на гордое званье сменили. Узы по крови союзом труда укрепили.
Лишь Воскресенец горюет один. Не тронуло время кручины его. Дела не избыли печали о матери.
Вот Пахарь уже обручился со Жницей, и стали они хлеборобами. Охотник рука об руку зажил со Скотницей, и стали они скотоводами. Рукою Портнихи Кузнец заручился, и стали они ремесла мастерами. Так по роду семья поделилась на пары. Каждая деток себе завела. Фамилией званье отцово взяла.
Один Воскресенец средь них одинок. Ни дела не видит, ни места себе не найдёт.
Но Пахарь однажды соху поломал. Вернулся на двор — у ворот уж другая готова. Только коряжна немного. Взялся за поручни. Дело чудно! Вместо рогатины — ноги скрещены. Двинул вперёд он эту соху. Вприпрыжку она проскакала. Кверху тогда он её извернул. Тут Воскресенец открылся! Улыбку свою до ушей растянул, с рук пыль и песок отряхая.
Рассмеялся тут Пахарь могучий. И неудача потехою вышла!
В другой день Охотник медведя ловил. И долго ему не везло. Но глянул в одну западню напоследок. В ней бурый зверь по углам бесновался. Быстро опутал Охотник медведя и домой на спине притащил.
— Будет тебе, — он жене говорит, — добрая шуба медвежья, без единой царапины в шерсти!
— Уж не та ли, что нынче сошла со стены? — ответом жена удивляет.
Пошли они в сени медведя смотреть. Но вместо того Воскресенец сидел, из шкуры и пут выбираясь. От проделки такой рассмеялись супруги. Теплей, чем под шкурами, стало им сразу!
В другой раз за длинным столом все сидели. Жница блинами гостей угощала. Новую горку к столу понесла, да кошка в ногах замешалась. Вскочил Воскресенец хозяюшку выручить. На колено припал и руки поднял. Но вот так удача! Вся стопка блинная ему угодила на голову.
Верхний-то блин — горячее других, стал нижним и плотно пришлёпнулся. Охнул, крутнувшись, удалый ловец — но вместе с блинами улыбку сберёг!
Грянули хохотом братья и сёстры. Зазвенели смешинкою детки. И смехом блины те обильно сдобренные всем вкусней и сытней показались. И тогда шутника Доброхотом назвали!
Так смеяться людей научил Воскресенец. И диво такое дивнее всех див! С ним и дела попроворнее спорятся. Удача — доступней. Отступней — печаль. С тех времён и ведётся поныне, что в последний недели денёк люди дела оставляют, веселье с трудов пожинают, дабы вернее затем в новую славу ступить, новое время общиной открыть!