Она улыбнулась ему еще дрожащими губами.
— Я… я сейчас все расскажу. Боже мой, я, должно быть, выгляжу как сумасшедшая. Но я пережила такой ужасный день! Простите меня, сударыня, — сказала она, поворачивая голову к мадемуазель Маржон. — Я вас потревожила, но я не осознавала, что делала.
— Это было совершенно очевидно, бедное мое дитя! — отозвалась мадемуазель с доброй улыбкой. — Но никто на вас за это и не думает обижаться. Теперь вам следует расслабиться. Оставляю вас вдвоем, а сама пойду к себе. Ей приготовить комнату? — спросила она, обращаясь к Жилю. — Тогда я за ней скоро приду.
Но ответила Жюдит. Ее глаза снова наполнились черной тоской, она судорожно ухватилась за руку Жиля.
— Нет, нет! Умоляю вас! Я никуда не пойду отсюда. Я не хочу с ним расставаться.
Стараясь ее успокоить, Жиль склонился к ней, ласково поцеловав в щеку.
— Не бойся ничего. Я здесь.
Затем, обращаясь к мадемуазель Маржон, произнес:
— На эту ночь она останется в этой постели.
Мне будет достаточно дивана в салоне.
— Как угодно. Если вам что-то потребуется, тогда позовите меня.
Оставляя их вдвоем, она на цыпочках вышла из комнаты и, только закрыв дверь, позволила себе проворчать с доброй улыбкой:
— Неглупа же эта малышка. В ее возрасте я бы тоже предпочла остаться в постели красивого молодого человека, чем в обществе старой грымзы. Кажется, что этот дьявольский шевалье еще больше соблазнителен, чем я полагала.
Перед тем как спуститься вниз, она прислушалась к происходящему за дверью. Но ничего там не услышала по той простой причине, что молодые люди, оставшись наконец одни, не смогли больше противиться порывам любви. Они страстно целовались. Лишь после, оторвавшись друг от друга, Жюдит, спрятавшись в объятиях Жиля, согласилась наконец поведать ему о случившемся с ней. Это сводилось к очень немногому: утром, около семи часов, прокурор Шенон в сопровождении инспектора полиции Брюньера и солдат ворвались в дом Калиостро. Находившиеся еще в постели Калиостро и его жена были арестованы. Но пока врач одевался, Серафине было позволено не только пройти в свою туалетную комнату, но и забрать с собой некоторые вещи, которые могут понадобиться ей в тюрьме. Она сумела также забрать некоторые ценные бумаги и драгоценности в шкатулку, на которую галантный прокурор, конечно, тронутый ее красотой, не наложил большую восковую печать. После чего он попросил ее закрыть дверь на ключ, а ключ она оставила себе вместо того, чтобы отдать его горничной, как это сначала хотела сделать. Слуги, остававшиеся в других комнатах дома, получили приказ забить окна и уйти, а два охранника будут находиться у боковой двери до нового приказа.
— Так, стало быть, Калиостро арестован. А в чем его обвиняют?
— Об этом сказал прокурор. Отвратительная Ла Мотт, которая набивалась ко мне в подруги, заявила, что он соучастник кардинала де Рогана в краже колье. Какая подлость! Эта женщина — самый настоящий дьявол. Бедный граф Александр! Он так добр, так…
— А где же была ты? — прервал ее славословие Жиль. — Там, где прислуга?
— Нет. Моя комната была отделена от спальни графа и графини маленьким темным коридорчиком. Из нее можно выйти лишь через их спальню.
Граф хотел, чтобы я была всегда у него на глазах.
— Точнее, под его постоянным наблюдением.
Кем он был для тебя на самом деле?
— Отцом! — ответила суровым тоном Жюдит. — Он очень опасался за меня.
— Так графиня перед тем, как закрыть дверь на ключ, выпустила тебя?
Девушка покачала головой.
— В его присутствии она всегда вела себя по-дружески по отношению ко мне. Но на самом деле я хорошо знала, что она меня ненавидела. Она просто рада была сыграть со мной злую шутку.
Признаюсь, было из-за чего.
— Стало быть, ты не выходила из комнаты потому, что ты все слышала? А почему ты боялась показаться? Ты же могла сойти за одну из горничных и спокойно удалиться вместе с прислугой.
— Нет. Это было невозможно. Если бы я вышла, то я бы пропала.
Она теснее прижалась к Жилю. Тот почувствовал, что она вся дрожит.
— Ты еще боишься! — прошептал он ей, вновь покрывая ее заплаканное лицо поцелуями. — Ты все еще плачешь! Что я могу сделать для тебя?
