Мартин заверил, что у него абсолютно конкретное предложение и что ни о каком задатке речь не идет, однако он предпочитает обсудить все при личной встрече. Ричард Гибсон сказал, что его устраивает любой вечер на следующей неделе, чем скорее, тем лучше, и Мартин согласился в понедельник приехать во Фрерн-Барнет.
В субботу он рано вернулся из «Фляжки», потому что в два часа должна была прийти Франческа. Она появилась в пять минут третьего — в джемпере, который он ей купил, пахнущая «Ма Грифф». Мартин сразу же стал рассказывать ей о своих планах обновления квартиры, когда она переедет к нему. Когда она собирается сказать Расселу? Когда уйдет от него? Наверное, Франческа привезет много своих вещей и одежды, и им придется…
— Я не могу жить здесь, Мартин.
Она говорила тихим, взволнованным голосом, нервно сжимая лежащие на коленях руки. Урбан удивленно посмотрел на нее.
— Что ты имеешь в виду, Франческа?
— Я много думала. И мне это совсем не нравится. Как мы можем тут жить? Тут мало места.
— Мало места? — растерянно повторил Мартин. — Что значит «мало места»? Почти все жильцы соседних квартир — супружеские пары. Огромная гостиная, спальня, большая кухня и ванная — что еще тебе нужно?
— Дело не во мне, Мартин, ты же знаешь. Линдси. Куда мы поселим Линдси?
Дурак, выругал себя Мартин. Полный тупица. Ему даже в голову не пришло, что Франческа возьмет с собой ребенка. Для него Линдси была частью Рассела, а если точнее, то она и Рассел были частью той, другой жизни на Фортис-Грин-лейн. Расставшись с этой жизнью, Франческа расставалась со всем, из чего она состояла, — стенами, мебелью, мужем, ребенком. Разумеется, это невозможно. Он должен был это понимать. Должен был знать — если не на собственном опыте, то теоретически, — что мать никогда не бросит двухлетнего ребенка. Теперь Линдси станет его дочерью. Эта мысль его сильно взволновала. Он поднял глаза, встретившись с печальным взглядом Франчески.
Она никогда не узнает, чего ему стоило произнести эти слова:
— Линдси может спать здесь. Или мы поставим кроватку в нашей комнате.
— Милый, даже не знаю, как тебе объяснить… Разве ты не понимаешь, что было бы неправильно нам троим жить в такой тесноте? — Трудно сказать, покраснела ли Франческа, поскольку с ее щек никогда не сходил румянец. — Она… Она увидит нас вместе в постели…
— Теперь она видит тебя с Расселом.
— Он — ее отец. Я не могу забрать маленькую дочь у отца, отнять у нее дом и собственную комнату и привезти сюда, где она будет вынуждена спать в гостиной, на кушетке или что-то в этом роде. — Губы женщины дрожали. Но когда Урбан обнял ее, она положила голову ему на плечо и прижалась всем телом. — О, Мартин, разве ты не понимаешь?
— Пытаюсь, дорогая. Но какая у нас альтернатива? Больше негде.
Его гордость была уязвлена тем, что Франческа отвергла его дом, и он подумал о той маленькой будке, в которой она жила. После ее ухода Мартин почувствовал, что злится на нее. Неужели Франческа рассчитывает, что он бросит квартиру, которую так любит, и купит дом или что-то еще, чтобы устроить ребенка, которого она родила от другого мужчины? Эту мысль тут же сменила другая: ведь речь идет о Франческе, о его любимой. Они найдут выход, можно не сомневаться. Когда она скажет Расселу, что хочет развестись, то, возможно, тот уедет сам. Разве не так обычно поступают мужья? Мартин подумал, что вполне мог бы заставить себя пару дней в неделю жить в доме на Фортис-Грин-стрит.
В Фрерн-Барнет он приехал в назначенное время, в понедельник, в восемь вечера. Квартира оказалась именно такой, как описывала Кэролайн, с голыми дощатыми полами в пятнах и стенами, на которых были видны следы от плакатов и картин предыдущих жильцов. Обставлена она была мебелью из прессованных опилок и пластика, что продается в «Вулворте», а также из смолистой сосны, которая вышла из моды еще до Первой мировой войны. Гибсоны угостили его «Нескафе» и все время повторяли, что очень удивляются его молодости. Сара Гибсон была бледной и довольно крупной женщиной, лицом похожая на Элизабет Барретт Браунинг[38], а ее муж, светловолосый и стройный, напоминал гвардейского офицера, хотя на самом деле оказался санитаром с жалованьем тридцать семь фунтов в неделю.
