Его комната была на третьем этаже. В ней располагался односпальный матрас, табурет на трех ногах и книжный шкаф. Когда-то мебели было больше, но по мере того как Финн учился управлять собой и его сила росла, он постепенно избавился от нее. Одежду он вешал на крючки, прибитые к стене. На окне не было штор, на полу ковра. Потолок и стены Финн выкрасил в чистый, сверкающий белый цвет.
У него не было никаких приспособлений для приготовления пищи, но Финн редко ел что-либо подвергавшееся кулинарной обработке. На полу высилась пирамида из банок с ананасами и ананасовым соком; в книжном шкафу стояли произведения Алистера Кроули[24], а также «Встречи с замечательными людьми» и «Рассказы Вельзевула своему внуку» Гурджиева[25], «Новая модель вселенной» П.Д. Успенского[26] и «Тайная доктрина» Елены Блаватской. Финн отыскал их в букинистических магазинах на Арчуэй-роуд.
Обматывая электрический шнур вокруг нагревателя и пряча прибор в пакет с ручками, Финн слышал, как Лена проходит мимо его двери и поднимается выше.
Она отсутствовала все утро — провела его в магазине на Джанкшн-роуд под названием «Второй шанс», пытаясь потратить две десятифунтовые купюры, которые Финн выделил ей из аванса за Энн Блейк. Двигалась она неловко. Всего лишь на слух, по звуку ее шагов на лестничной площадке, он мог определить, счастлива Лена или испугана — или приближается черная полоса. Финн относился к ее странностям совсем не так, как отнеслись бы другие люди, но черная полоса — это совсем другое дело. Причиной черной полосы всегда бывал он сам.
Финн снял белый хлопковый халат, который надевал для чтения, медитации или просто когда был у себя в комнате, и повесил на один из крючков. Зеркала у Финна не было, и он не видел своего длинного тела, жесткого, белого и худого, похожего на корень какого-нибудь растения. Вся его одежда — джинсы, рубашка без воротника с длинными рукавами, бархатный жилет и шарф с монетами — была куплена Леной, как и опасная бритва с перламутровой ручкой, которой он теперь начал бриться. Финн видел свое лицо, отражавшееся в оконном стекле — если немного отодвинуться, кирпичная стена дома напротив превращала его во вполне приемлемое зеркало. Тем не менее он порезался. Финн, все тело которого было абсолютно бесцветным, если не считать водянисто-серых глаз, иногда удивлялся, что кровь у него такая же красная, как у других людей.
Крошечная гостиная Лены была вся увешана покупками: розовато-лиловое шелковое платье с кружевным подолом, серая мужская визитка, связка шарфов, пара девичьих ботинок на шнурках, несколько юбок и джемперов. Волнистый попугайчик, временно отпущенный на волю, озирал все это богатство с опоры торшера в стиле модерн. Через день или два Лена продаст все эти вещи другому магазину, возможно, оставив себе какую-то одну. Она почти всегда оставалась в убытке от этих торговых операций, но иногда получала крошечную прибыль. Увидев Финна, она отпрянула от него, встревоженная и очень расстроенная — как и всегда при виде даже крошечной капельки крови.
— Ты порезался! — Это прозвучало так, словно он нанес рану не себе, а кому-то еще.
— Ну-ну, — сказал Финн. — Порезался. Давай закроем этот вопрос, ладно?
Лена протянула ему кусочек ваты, вероятно, из флакона с таблетками или ювелирной коробочки от кольца. Финн прижал вату к подбородку. Она пахла так же, как одежда Лены, — камфарой. Лена принесла с собой местную газету «Пост», с раздражением заметил Финн — и сразу же определил причину ее тревоги. Лена проследила за его взглядом.
— В Килбурне убили девушку.
Он открыл было рот, собираясь ответить и гадая, что будет дальше. Лена приблизилась к нему вплотную, прижала палец к его губам и спросила прерывающимся, исполненным страха голосом:
— Это ты сделал?
— Перестань, — сказал Финн. — Конечно, нет. — Попугайчик слетел со своего насеста, уселся на подол розовато-лилового платья и принялся клевать кружева.
— Я проснулась посреди ночи и испугалась. Вчера твоя аура вся была темной, красновато-коричневых тонов… Я спросила маятник, и он сказал мне спуститься и проверить, дома ли ты, и я стояла и прислушивалась у тебя под дверью. Я стояла там несколько часов, но тебя там не было.
