С уважением,
Мартин У. Урбан.
Уважаемый мистер Дипден!
Вы обо мне не слышали, но я приятель Тремлеттов, ваших друзей, насколько мне известно. Норман Тремлетт рассказал мне, что местные власти, которым принадлежит земля, намереваются снести многоквартирный дом, где вы в настоящее время проживаете, и переселить вас в квартиру, слишком маленькую, чтобы в ней поместилась ваша мебель, ваши книги и т. д. Цель этого письма — испросить разрешения вам помочь. Я готов выделить вам любую разумную сумму для покупки небольшого дома или квартиры, предпочтительно не в Лондоне и не в «ближних графствах». Если вы соблаговолите связаться со мной как можно скорее, мы можем встретиться и обсудить это; можете рассматривать эти деньги как подарок или как пожизненную ссуду, если, конечно, вас заинтересует мысль жить за пределами Лондона, и так далее.
С уважением,
Мартин У. Урбан.
Уважаемая миссис Кохрейн!
Возможно, вы слышали обо мне от своего деверя. Он рассказал мне, что вы испытываете существенные неудобства из-за своих жилищных условий и очень хотите переехать. Цель этого письма…
Как оказалось, писать эти письма очень трудно. Мартин временно отложил то, что было предназначено миссис Кохрейн, поскольку все еще не узнал ее адреса. Вероятно, доктор Гопал уже получил его письмо, хотя еще не ответил на него. Было приятно представлять огромную радость двух пожилых людей, которые получат письма в понедельник, с утренней почтой. Они поймут и смирятся, что он просит их выбрать дом за пределами Лондона, ведь правда? Если он хочет облагодетельствовать четыре или пять человек, то лондонские цены на недвижимость ему не потянуть. Письма Мартин отправил по дороге, направляясь на обычный обеденный стаканчик, который по субботам пропускал с Норманом Тремлеттом во «Фляжке».
Доктор Гопал позвонил ему на работу в понедельник. Он сегодня же увидится с миссис Бхавнани, а затем попытается связаться с великим кардиохирургом из Австралии. Голос с акцентом, который для английского уха всегда был похож на валлийский, слегка дрогнул, когда доктор Гопал говорил, как его тронуло чрезвычайно благородное предложение мистера Урбана. Мартину это было приятно. Его мать говорила, что Сума хорошо успевает в школе. Может быть, благодаря своевременному вмешательству Мартина мальчик вырастет и станет знаменитым хирургом, гениальным музыкантом или вторым Тагором[21]?
Его мечты прервал Гордон Титертон, который вошел к нему в кабинет, сообщил, что у них с женой имеется лишнее место в бельэтаже на «Эвиту»[22] в субботу вечером, и спросил, не желает ли Мартин пойти с ними. Урбан с готовностью согласился. Остаток дня его не покидало приподнятое настроение, и ему не сразу в голову пришла мысль, что следовало бы попросить доктора Гопала не раскрывать источник денег. Хотя трудно представить, что обычный домашний врач будет рассказывать о таких вещах журналистам. Мартин почти не вспоминал об этом до четверга, когда после ланча Кэролайн сказала ему, что звонил мистер Сейдж и что он еще перезвонит.
Может, Тим уже знает, например от Бхавнани? Конечно, Мартин не раскрывал доктору Гопалу источник своего богатства, но Тим не дурак. Он способен сообразить, что к чему. Если Сейджу нужна статья для завтрашнего номера «Пост», то времени у него почти не оставалось, подсчитал Мартин. Он представил заголовок крупным шрифтом на первой странице…
— Если он перезвонит, скажи, что меня нет, хорошо?
— Несмотря на то что вы на месте?
— У меня нет времени говорить с ним сегодня.
Кэролайн пожала плечами и надула свои блестящие губки, накрашенные помадой ежевичного цвета.
— Ладно, как скажете. По телефону у него милый голос, как у Аластера Барнета[23].
Мартин не дал себе труда поинтересоваться, перезванивал Тим или нет. Теперь в любом случае уже поздно для номера «Пост», выходящего на этой неделе. Он отправился пешком в дом на Копли-авеню — у отца была встреча с клиентом в Хэмпстеде — и, повинуясь внезапному порыву, рассказал матери о своем решении потратить 50 тысяч фунтов на добрые дела и о предложении для Сумы Бхавнани. Она слушала, потягивая олоросо, и Мартин видел, что она разрывается между восхищением его благородством и естественным материнским желанием, чтобы он потратил на себя все сто четыре тысячи фунтов.