— Звучит резонно, умный человек, — спокойно добавил Ричард.
— Нет, он идиот! — внезапно сорвалась Кейт, чувствуя, что сейчас зарыдает. — Он всегда бережет меня, делает вид, что работа полиции безопасна — но в это время кто-то пытается убить Тоса. И Джека тоже, я уверена, он лишь скрывает…
Их шаги отдавались эхом в витринах закрытых магазинов; ее высокие каблучки стучали по неровной булыжной мостовой. Теплый день уступил место туманному вечеру; уличные фонари были окружены ореолом, а мостовая блестела. Крошечные капли тумана поблескивали в ее волосах и легли росой на щеки; щеки ее горели от усталости и раздражения.
— Ну, из того, что вы рассказали, видно, что убить их не очень-то удалось. А что бы изменилось, если бы вы оказались там? Ничего — не так ли?
— Ничего, — неохотно согласилась Кейт. — В этом-то и проблема. Я ничего не решаю в этой ситуации.
— Не могу поверить. Вы могли бы многое решить в моей жизни и стать решением для меня.
— Нет, это не так, потому что мир мой и ваш мир — одинаковы. Вот что я имела в виду. Тут же ситуация такова, что или я сдаюсь на милость Джеку, или он поддается на мои уговоры. Я люблю человека, он любит свою работу. Как я могу просить его оставить ее? И опять, каждый раз, когда он уходит… — Она подняла руки — и уронила их. — …Каждый раз я немного умираю.
— Может быть, вам лучше было бы прекратить ваши отношения. — Голос Коттерелла был спокоен. — Теперь, когда вы уехали так далеко, вы можете смотреть на вещи более объективно. Для меня ваш рассказ звучит так, будто вы сами себя разрушаете. Между тем сегодняшний ваш доклад превосходен. Кейт. Перед вами, без сомнения, открываются возможности академической карьеры. А как вы сможете делать карьеру, если вы только и будете что переживать за этого человека? Стоит ли он того?
Кейт остановилась и посмотрела на Коттерелла.
Коттерелл тоже остановился и пристально посмотрел ей в лицо. Он расстегнул воротник рубашки, и, когда он поднял брови, его лицо приобрело распутное, отчаянное выражение. Красивый дьявол — звали его за глаза, и это было именно то, что соответствовало истине.
— Так как же? — еще раз спросил он. — Стоит ли?
Утром Страйкеру показалось, что он умирает. Он был один, стесняться ему было некого — и он просто закричал от боли, когда попытался в первый раз сесть в постели.
После этого полнозвучные и энергичные ругательства сопровождали процессы мытья, одевания и приготовления завтрака одной рукой. В результате всего этого силы окончательно покинули его, и Пински с Нилсоном вынуждены были доодевать его, когда приехали около семи утра.
— Нужно было остаться в госпитале на ночь, тогда бы тебя одевали две хорошенькие сестрички, — проговорил Нилсон с пола; он стоял на коленях и завязывал кроссовки Страйкера.
— Они говорят, Тос прилично провел ночь, — сообщил Страйкер.
— Знаю, мы тоже звонили, — ответил Пински. — А ты сказал Кейт?
Они с Нилсоном знали о Кейт с самого начала. Пински был сентиментальным оптимистом. Нилсон — не был.
— Я сказал ей, что ранен Тос.
— И забыл добавить, что ранен тяжело? — спросил Нилсон, поднимаясь с колен.
— Я не знаю, насколько тяжело, — заметил Страйкер.
— И, естественно, ничего не сказал о себе?
— Она бы только перетрухнула. Зачем — к тому времени, когда она вернется, все худшее будет позади.
— Значит, она не примчится прямо сейчас? — осведомился Пински. Страйкер сказал бы, что в его голосе прозвучало разочарование. — И ты собираешься оставаться один?
— Почему бы и нет? Ничего особенного, — солгал Страйкер.
— Поехали. — Пински посмотрел на часы.
— Как там идет расследование дела? — будто невзначай спросил Страйкер.
— Какого дела? — не понял Пински.
— Ну, эти двое парней, — пояснил Страйкер. — Эти двое копов, которых вчера подстрелили, Страйкера и Тоскарелли.
— Ах, этого дела, — обернулся Нилсон. — Расследование продолжается. Хочешь надеть шляпу — или нет?
Когда они уже ехали в машине по направлению к госпиталю, Страйкер вновь начал разговор.
— Так расскажите мне о расследовании, — попросил он, поморщившись, когда Нилсон попал еще в одну яму на дороге.
