Наступила пауза — а затем он услышал, как она глубоко вздохнула.
— Я еду домой.
— Нет.
— Но я уже сделала свой доклад.
— Нет! И забудь об этом. Мы все здесь взрослые, мы способны позаботиться о себе сами! — получилось более резко, чем он рассчитывал.
— Я не могу не волноваться, — так же резко ответила она.
— Я тоже не могу, но, черт побери, нет никакой разницы, будешь ты волноваться здесь — или там!
— Большое спасибо — ты так хорошо объяснил мне, что я не нужна.
— Я не это имел в виду.
Наступило молчание. Они оба поняли, что эта трансатлантическая перепалка станет им в копеечку — поэтому только он открыл было рот, она заговорила, перебив его:
— Хорошо, я поняла так, что могу оставаться на этой страшно важной конференции. Поскольку с тобой все в порядке и всякое такое. С тобой ведь все в порядке?
— Ничего такого, чего бы не исправил ночной сон. — Он стал выражаться настолько осторожно, что можно было подумать, это не он, полицейский Страйкер, а проклятый Ричард Коттерелл.
— Мне очень жаль Тоса.
— Мне тоже. Но все в порядке, у меня еще остаются Нилсон и Пински.
— И мисс пожарный кран, — напомнила она. — Или это миссис?.. — Такой невинный голос.
— Она вдова.
— О, как неловко. — Никакой жалости в голосе.
— Она тоже в помощь, пока Тос не встанет на ноги. Почему нет? Во всяком случае, это целое состояние. Увидимся через неделю, — быстро проговорил он.
— Теперь уже через три дня.
— Правильно, через три дня. И больше никаких предчувствий, о'кей?
— Я немедленно сообщу своему подсознанию. — Она тоже может быть резкой и острой на язык. Повесила трубку. Связь прервалась.
Он тоже повесил трубку, но с чувством вины. Когда она придет через три дня и найдет его с дыркой в плече, она возмутится.
Ну и что?
Через три дня он снова обретет силу. Если повезет.
А он не чувствовал никакого везения.
Кейт повесила трубку и стояла, глядя на диск невидящим взглядом. Затем медленно повернулась и села в ближайшее кресло. Вокруг нее было почти пустынно: участники конференции обедали, или, вернее, наслаждались послеобеденным бренди. С нее было довольно. Весь день Стратфорд был полон народу. Первые весенние лучи привлекли гуляющих и любителей нарциссов и крокусов, ростки которых показались на оттаявшей земле вдоль Эйвона. В течение всего утра и дня, от разговора к разговору, она должна была поглядывать сквозь окно на улицу. Снаружи проходили толпы людей, и шарканье и стук их обуви на тротуаре проникал и в здание. Слышен был смех, кричали дети. Казалось, все спешат на какой-то парад или праздник, но то была всего лишь весенняя вспышка своего рода сумасшествия англичан, вызванная теплом и солнцем. Они отвыкли и от того, и от другого и сейчас как будто слегка ошалели от весны.
Кейт и сама была сейчас не прочь ошалеть хоть от чего-нибудь. Она почувствовала, что задыхается в мягком освещении и богатом интерьере отеля, встала и вышла в холодную ночь. Новизна ощущения — она одна бродит по улицам ночью в незнакомом городе — захватила ее, но вскоре она начала мерзнуть. Услышала за спиной шаги и на секунду встревожилась, но тут же услышала голос Ричарда Коттерелла.
— Наверняка вы жалеете, что не захватили пальто, — спокойно сказал он и накинул свой пиджак ей на плечи. Она начала было протестовать, но поглядела — и увидела, что на нем плащ.
— Спасибо. Думаю, я заблудилась.
— Этот телефонный разговор огорчил вас. — Это был не вопрос: наверное, он наблюдал за ней, пока она разговаривала. Это моментально привело ее в раздражение — она не понимала, почему.
— Да. Партнер моего Джека ранен.
— Это тот, которого вы называли Тос?
— Да. Он в госпитале. Джек не рассказал всего — и я знаю, он не станет. Я уверена, что и в него стреляли. Я чувствую это.
— Но он же был дома?
— Да, — неохотно признала она.
— В таком случае, если он ранен, то это не опасно, или его бы не выпустили из госпиталя.
Она устало улыбнулась:
— Вы не знаете Джека. Если ноги целы, то он уйдет, если только его не привяжут к чему-нибудь.
— Ну, вот вы и сами сказали: он может ходить. Так что же плохого? Он — взрослый человек и сам о себе позаботится.
— Именно так он и сказал.
