Александр Ярославич улыбнулся.
— Ты чей? — спросил он мальчика.
— Я Настасьин, — отвечал глухим голосом Гринька, ибо лопухи ещё торчали у него в носу.
— Да как же так — Настасьин? Отца у тебя как звали?
— Отца не было.
— Ну, знаешь… Да этакого и не бывает! — И князь развёл руками. — А звать тебя Григорий?
— Гринька.
— А сколько тебе лет?
Этого вопроса мальчуган не понял.
Тогда князь переспросил иначе:
— По которой весне?
— По десятой.
Александр Ярославич удивился:
— А я думал, тебе лет семь, от силы — восемь. Что ж ты так лениво рос? Да и худой какой!
Гринька молчал.
— А чего ж ты это лопухом ноздри себе заткнул? — спросил князь и слегка приподнял ему подбородок. — Вот и голос у тебя невнятный…
Мальчик смутился.
— Ну? — повторил свой вопрос Александр.
— Лопухи эти кровь останавливают, — отвечал наконец Гринька.
— Ишь ты! — произнёс с оттенком изумления князь Александр. — А в какой же это ты битве кровь свою пролил, а?
Мальчуган опустил голову: грозный хозяин стоял тут, рядом, и всё мог услышать. Гринька молчал. Слёзы стали наполнять ему глаза.
— Ну, это, брат, никуда не годится! — голосом, дрогнувшим от жалости, проговорил Александр Ярославич. — Воину плакать? В битве мало ли что может случиться!
— Ударили меня, — пробормотал еле слышно Гринька.
— Так… Ну, а ты телёнок, что ли? И ты бы его ударил!
В ответ на эти слова князя Гринька только отрицательно потряс головой и ничего, ничего не сказал.
Князь всё понял и так. Да и слышал он, как Чернобай орал на мальчика.
— Вон оно что… — молвил Александр и с суровым презрением покосился на Чернобая. Затем вновь обратился к Гриньке: — Ну вот что, Григорий: ты на коне ездить любишь?
— Люблю.
— А воевать любишь?
— Тоже люблю.
— А умеешь?
— Умею… — И лицо у мальчугана повеселело. Он вынул из носа лопухи и отшвырнул их. — Прошло, не каплет! — бодрым голосом сказал он.
— Это хорошо, — сказал Невский. — Только знаешь: кто воевать любит да умеет, так тот уж так ладит, чтобы не у него из носу кровь, а у кого другого!
Мальчик покраснел.
— Да ведь он хозяин… — смущённо и угрюмо отвечал он.
— Вот то-то и беда, что хозяин! — сказал Александр. — Доброму ты здесь ничему не научишься… А ко мне пойдёшь, Настасьин? — вдруг добродушно-грозным голосом спросил он.
— К тебе пойду! — не задумавшись, ответил Гринька.
Невский удивился.
— Да ты что же, знаешь меня? — спросил он.
— Знаю.
— Ну, а кто я?
Лицо мальчугана расплылось в лукаво-блаженной улыбке.
— Ты, Невшкой, — по-детски шепелявя, произнёс он.
Ярославич расхохотался.
— Ах ты, опёнок! — воскликнул он, довольный ответом мальчугана. И вдруг решительно приказал: — А ну садись!
Вздрогнув от внезапности, Гринька спросил растерянно:
— Куда… садись?
— Куда? Да на коня, за седло… А ну, дай помогу!
И Александр Ярославич протянул было вниз левую руку. Однако опоздал. Быстрее, чем белка на ствол ели, Настасьин, слегка лишь придержавшись за голенище княжеского сапога, мигом вскарабкался на вороного и уселся верхом позади седельной луки.
— Держись за плащ! — приказал ему Невский. — Удержишься?
Но у того уж голосишко перехватило, и он смог только мотнуть головой. Невский почувствовал, как в его спину колотится маленькое сердце.
Александр тронул коня.
Когда уже прогремел под копытами мост, когда уже всадник был далеко, Чернобай, всё ещё стоявший с запрокинутой головой, распрямился и с неистовой злобой глянул вслед Александру.
— Ужо сочтёмся, князь! — с угрозой прогудел он. — Погоди, Олександр Ярославич, скоро доведёт бог и твоей крови княжеской повыцедить!…
