Отважное сердце - страница 32
— Было бы вопреки разуму, если бы я своей рукой укоротил часы мучений, которые ты проведёшь сегодня в ожидании неотвратимой смерти!… Знай же: тебе уже не увидеть, как взойдёт солнце!
Юноша вскинул голову:
— Я не увижу — народ мой увидит! А вы погибнете, глухое вы царство и кровавое!…
…Эта ночь была последней в жизни Настасьина.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Ещё свыше месяца протомили Александра в Орде. А когда несомненным стало для Берке и для его старого отравителя, что Невский занемог от медленно действовавшего яда, которым теперь уже без всякой помехи отравляли его, то князь был отпущен.
Однако с глазу на глаз Берке всё ж таки пригрозил своему медику.
— Берегись! — сказал хан. — Если только князь Александр доберётся до Новгорода, то я велю зашить тебя в шкуру волка и затравить собаками!
— Нет, государь, — ответил с подобострастными поклонами отравитель. Александр-князь сможет отъехать от черты благословенных орд твоих не далее, чем покойный отец его смог отъехать.
На этот раз тангут не ошибся. Смертельный приступ, вызванный отравой, свалил Александра в Городце на Волге.
Это произошло на ночлеге в монастыре. Напрасны оказались все усилия учёного лекаря из числа монахов: Александр умирал и знал, что умирает…
По обычаю князей русских и ему на смертном одре надлежало снять княжеский сан свой и принять схиму — постричься в монахи. Александр видел, как тесная келья наполняется монахами в чёрных одеяниях, и понимал, что это означает.
Вот и самая схима — чёрная длинная монашеская мантия и куколь, чёрный островерхий наголовник с нашитым спереди белым крестом, — уже лежит наготове.
Старик — настоятель монастыря присел на табурет возле умирающего и начал было говорить ему предсмертные утешения и увещания.
Невский с досадой поморщился, приподнял исхудалую руку и остановил монаха.
— Полно, отец честной! — негромко произнёс он. — Не утешай меня: смерти я не страшусь. Смерть — мужу покой! Всю жизнь я с нею стремя в стремя ездил…
Он умолк. Монах сидел возле его постели и шептал молитвы.
Могучие дружинники, допущенные проститься с князем, стояли неподвижно, понуро.
Александр посмотрел на них. По лицу его прошла тень улыбки. Затем лицо его стало опять суровым.
— Отец честной, — снова обратился он тихим, но властным голосом к Старцу, — повремените ещё немного: скоро ваш буду!… А теперь дайте мне в последний раз с моими воинами побыть, проститься… Пускай отцы святые выйдут на малое время, оставят нас одних.
Настоятель подчинился предсмертному велению князя и вместе с монахами молча покинул келью.
Остались только воины. Они сомкнулись вокруг умирающего. Послышались тяжёлые мужские рыдания.
Александр вздрогнул и нахмурился.
— Кто это там? — прикрикнул он на дружинников. — Пошто рыдаете надо мной? Зачем душу мою надрываете жалостью? Полно!…
Рыдания смолкли. И тогда Александр Ярославич, тот, кто ещё при жизни своей был наименован от народа — Невский, обратил к воинам своим предсмертные слова. Он звал их не щадить жизни и крови своей за отечество, не страшиться смерти…
— Об одном, орлята мои, скорблю, — сказал он, — об одном скорблю: не сломлено ордынское иго!… Борозда моя на русской земле не довершена. Раньше срока плуг свой тяжкий покидаю…
Тяжёлые, неисчислимые жертвы принёс народ русский в борьбе против монголо-татарского ига. Казалось, нет и не будет на свете той силы, которая могла бы разбить татарские полчища и свергнуть иго Орды.
Но вот минуло сто лет — и русское народное ополчение, во главе с одним из потомков Александра Невского, с Дмитрием, князем Московским, в кровавом побоище уничтожило трёхсоттысячную ордынскую армию хана Мамая в верховьях Дона.
Это была победа всего русского народа. Не дружины князей одолели в Мамаевом побоище — нет, но небывалое, огромное народное ополчение, в сто пятьдесят тысяч, двинула на врагов русская земля под знаменем Москвы. Крестьяне-пахари и простые горожане — вот кто явился главной силой в той неслыханной битве, переломившей хребет Орде!
Недаром же перед началом сражения князь Дмитрий Донской особо воззвал к людям «молодшим», к «сыновьям крестьянским от мала до велика»…
