Совершенно очевидно: невозможно разрушить как авиационными налетами, так и диверсионными актами все заводы, разбросанные на такой обширной территории. Мы должны были прежде всего выделить "нервные центры". Каждый индустриальный район, особенно если он построен всего за несколько лет по какому-то официальному, единому и строго выполняемому плану, неизбежно имеет слабые места. В этом конкретном случае "ахиллесовой пятой" были электростанции, строительство которых предусмотрено тем же общим планом, что и возведение заводов. Русские инженеры буквально вытащили их из земли. Как и везде, они удовлетворяли максимальные потребности в электроэнергии, но из-за быстрого развития региона не существовало никакой резервной системы электроснабжения. Значительное снижение выработки электроэнергии на электростанциях должно было привести к пропорциональному снижению производства. С другой стороны, системы связи сети также могли быть слабым звеном, если бы их временный вывод из строя привел к перерыву в работе заводов.
Мы ориентировали нашу подготовку в этом направлении. С помощью специалистов люфтваффе, которые тоже очень заинтересовались нашим проектом, мы сконцентрировали наши усилия на этих двух целях и вскоре могли с удовлетворением констатировать, что дело быстро продвигается вперед. К сожалению, наша систематическая, целенаправленная подготовка была внезапно прервана - и на многие месяцы - по приказу, преследовавшему, естественно, благие цели, но плохо продуманному, который был спущен из "высоких сфер". Вот что произошло: один из чиновников министерства вооружения направил Гиммлеру меморандум по поводу гигантских доменных печей Магнитогорска, на Урале. Импульсивный, как всегда, Гиммлер сразу же издает приказ: "Специальной группе "Фриденталь" немедленно подготовить диверсионную операцию против доменных печей Магнитогорска с целью их полного разрушения. Командиру "Специальной группы" докладывать мне ежемесячно о ходе подготовки и представить мне, как только будет возможно, вероятную дату начала операции". Этот приказ я нашел однажды утром на столе своего кабинета.
После консультаций со многими экспертами мы пришли к следующим двум выводам. Первое - о самом Магнитогорске и об окружающих его промышленных районах у нас нет никакой достоверной, документированной информации. Поэтому нам будет необходимо, в первую очередь, провести необходимую разведку, что потребует месяцев и месяцев напряженной работы. Второе - нам есть над чем поломать голову: совершенно непонятно, как "бедные диверсанты" смогут доставить такое огромное, необходимое для этой цели количество взрывчатки так близко к объектам диверсии, которые, к тому же, тщательно охраняются.
Немедленное проведение операции выглядело совершенно нереальным. Но каким образом довести эту информацию до рейхсфюрера? Когда, по своей наивности, я хотел просто послать в адрес этих "высоких сфер" объективное и подробно аргументированное объяснение непреодолимых препятствий, с которыми мы столкнулись, надо мной просто посмеялись. Шелленберг прочитал мне настоящую лекцию по методике действий в подобной ситуации: по его словам, прежде всего следовало продемонстрировать крайний энтузиазм по поводу любого проекта - даже самого бессмысленного, исходящего от начальства, и постоянно говорить, что подготовка идет ускоренными темпами. И только позднее можно постепенно начинать приоткрывать истинное положение дел, но все еще по каплям. Чтобы оставаться хозяином положения в этих играх, необходимо научиться хоронить подобные проекты так, чтобы сам их автор о них больше не вспоминал. Тогда высокое начальство будет считать вас идеальным исполнителем, достойным их доверия и поддержки.
Так и произошло. Мы потратили почти полтора года, чтобы "похоронить" эту грандиозную, но совершенно бессмысленную и невыполнимую идею.
В СТАВКЕ ФЮРЕРА
26 июля 1943 года я завтракал в гостинице "Эдем", расположенной в центре Берлина, со своим старым другом, в то время профессором Венского университета. После превосходной трапезы мы с чашечками кофе, или, скорее, того неопределенного напитка, который должен был играть роль кофе, сидели в холле, болтали, вспоминали Вену и общих знакомых. Это короткое бегство в гражданскую жизнь - я даже был не в военной форме - давало мне ощущение отдыха, разрядки. Однако с течением времени какое-то странное, неясное чувство тревоги и беспокойства охватывало меня. Хотя я заранее предупредил телефониста гостиницы, где меня можно найти, тревога не проходила.
