Женщина пошла в кухню, взяла мельницу с полки и дала девочке.
— Кланяйся маме! — сказала она на прощанье.
— Спасибо! Мы скоро вернем.
— Мне не к спеху! — сказала госпожа Нина и, провожая ее, у самых дверей шепнула: — Ерко взяли. Ждут Павлека. Его пока нет. — И закрыла двери за девочкой.
Жутка остановилась на лестнице, крепко сжимая в руках кофейную мельничку. В груди захолонуло. Она опоздала! Промешкала, не выполнила просьбу Тонина. Но еще не все потеряно! Павлека дома нет. Где он бродит? Она должна разыскать его, должна найти… Жутка стремглав вылетела на улицу…
Что делать? Не бегать же ей как дурочке с кофейной мельницей в руках по всему городу! Да так и разминуться с Павлеком очень просто. Она не знала, на что решиться, и у нее даже слезы выступили на глазах.
Как только Павлек и Нейче свернули к дому Тонина, они увидели Жутку. Она вынырнула откуда-то словно чертик из шкатулки и загородила им дорогу. Глаза ее были широко раскрыты, она махала им руками, будто вот-вот взлетит.
— Павлек, беги! — произнесла она страстным шепотом. — Спасайтесь!
Мальчики стали как вкопанные.
— Что такое? — спросил Павлек.
— Тебя ищут. Дома ждут.
— Кто?
— Полиция, кто ж еще! — Девочка даже сердито затопала ногами: вот уж непонятливые! Она трижды обежала чуть не полгорода, наконец нашла его, а он стоит и пялится на нее как дурень! — Тонина увели, Ерко тоже. Прячьтесь! Не ходите домой!
Она повернулась и побежала прочь.
Только тут мальчики поняли, в чем дело. Да так хорошо поняли, что у них мурашки по спине побежали. Какое-то мгновение они обалдело, открыв рты, смотрели вслед Жутке, быстро исчезнувшей с их глаз. Потом вопросительно уставились друг на друга. У Нейче был вид щенка, над которым занесли палку. Но Павлек не потерял головы и быстро сообразил, что стоять посреди улицы и ошарашенно озираться по сторонам довольно глупо.
Подмигнув товарищу, он кратчайшей дорогой повел его за город.
Павлек шел быстро. Нейче с трудом поспевал за пим. Страх совсем лишил его самообладания. Он полностью подчинился воле Павлека. Тот напряженно что-то обдумывал. Нейче долго не решался с ним заговорить.
— Куда мы идем? — спросил он, когда они уже вышли в поле.
— В блиндаж. Там спрячемся.
В блиндаж! Павлек сказал это так просто, словно речь шла об очередной сходке «черных братьев». А ведь приближалась ночь, и они должны будут провести ее в темной, сырой яме без постели, без ужина. А завтра? И следующие дни?
Нейче пал духом. Общество «черных братьев» до сих пор было для него волнующей веселой игрой, которую он воспринимал еще совсем по-детски. Сейчас у него было такое чувство, будто его с голубых небес сбросили на твердую землю.
Навстречу им попадались люди, возвращающиеся с вечерней прогулки. Мальчики окидывали их настороженными взглядами: нет ли среди них агентов? То и дело они оглядывались назад: не идут ли за ними? Но нет, ничего подозрительного они не замечали.
— Кто нас выдал? — спросил Нейче.
Этот же вопрос мучил и Павлека.
— Кто? Не я и не ты. И конечно, не Тонин и не Ерко. Они в кутузке.
— Может, Филипп?
Павлек подумал и покачал головой.
— Нет, — сказал он решительно. — Не верю. Голову готов дать на отсечение, что не он. Может, Паппагалло каким-то образом пронюхал?
— Как?
Павлек пожал плечами. Этого он не знал.
Мальчики остановились на высоком холме, глядя в глубокое ущелье Сочи. По дну ущелья уже ползли темные вечерние тени. Павлек и Нейче спустились по крутой, почти отвесной тропе, которой отваживались спускаться только мальчишки. Они продрались сквозь густой кустарник, обогнули скалы и остановились под гладкой каменной стеной.
Тропа шла дальше, к реке, тускло мерцавшей сквозь густую листву… Мальчики забрались в заросли под скалой; туда вела узкая, давно не хоженная, заросшая тропа. Руками они осторожно разводили колючие ветки, чтоб не оцарапать лицо и не порвать одежду. Ржаво-зеленые кусты снова сомкнулись за ними, как занавес.
Ребята остановились перед блиндажом, в котором во время войны солдаты прятались от артиллерийского обстрела. Неглубокий окоп вдавался в скалу. Оттуда веяло мраком и сыростью. Вход был наглухо закрыт кустами, так что в десяти шагах его нельзя было заметить.
