Как же хотелось забить на всё и выспаться, но кто знает, не выгонят ли за такой прокол? А домой возвращаться… бр-р-р… вспомнился вечный уже не выветриваемый Славкин перегар в спальне, причитания матери… Пришлось собрать силу воли в кулак и выбраться из палатки.
К душевым плёлся как зомби, но так и не дошёл. Возле столовой послышался Ванькин окрик:
— Димон, ходь сюды!
Вчерашний гитарист при свете дня выглядел колоритно: белая футболка без рукавов открывает загорелые крепкие руки, светлые обрезанные по колено джинсы, ковбойская шляпа. А при его росте… это смотрелось, мягко говоря, эффектно. Я-то при своих ста восьмидесяти с лишним сантиметрах макушкой едва доставал ему до уха. И только теперь пришло с опозданием понимание: ничего мне здесь не светит, при такой конкуренции.
— Падай, пока место есть, — указывая на лавку рядом с собой, предложил товарищ.
Тут же появилась миска с ещё парящей манной кашей, кусок булки с маслом, чай. Желудок пронзила щемящая боль, напомнив о том, что вечером так и не поел.
После завтрака нас разделили на группы и, определив каждому задачи, проводили к месту раскопок.
Сухая, безжизненная почва, звон лопат, грохот тачек, вездесущие мошкара и клубы пыли, от которых вся кожа зудит и нечем дышать. Жарко, солнце безжалостно жжёт незакрытые участки кожи, ещё и похмелье.
— До обеда не доживу, — бурчу, тяжело оседая на край неглубокой ямки.
— Как успехи у новичка? — послышался голос вчерашнего тамады.
Я с грустью показал рукой на небольшой участок, который успел очистить от травы, камней и почти не углубился по сравнению с соседними делянками.
— Лиха беда — начало! — Петя панибратски похлопал по обгоревшему плечу, заставив меня болезненно скривиться. — Руку набьёшь, и дело споро пойдёт.
Поев без энтузиазма, с трудом доплёлся до палатки и попытался прилечь отдохнуть, но тело болело, и обгоревшая кожа жгла от малейших прикосновений, не давая уснуть. И пришло понимание — долго я тут не протяну.
Ощущая себя хлюпиком, еле доволок своё измождённое тело к раскопу. Как назло, поднялся ветер, песок забивался под майку, травмируя и без того пострадавшую от солнца кожу. К вечеру признаки непогоды исчезли, и всю следующую неделю нещадно палило солнце.
День сменялся днём, не принося ничего нового. Усталость сказывалась меньше, а в остальном всё было так же, как в первый день: подъем, завтрак, работа, обед, отдых, работа, ужин, посиделки у неизменного костра под гитару и байки бывалых археологов.
Однажды, после обеда поднялся сильный ветер, небо заволокло тучами и лишь в небольшие просветы пробивались одинокие солнечные лучи. В воздухе запахло дождём. Я сел на один из выступов в раскопе и закурил. Неожиданно взгляд привлекла игра света и тени в углу раскопа.
Присмотрелся. Интересно. Приблизился, накрыв этот участок своей тенью, но странный эффект не исчез, а кажется наоборот — усилился. Воздух парил, словно над раскалённой поверхностью, искажая картинку. И что примечательно: везде почва серая и безжизненная, а в этом месте образовывалась воронка из серебристо-белого песка, какой изредка встречается на морских пляжах.
Любопытство победило, и как был, то есть голыми руками, взялся разгребать невесть откуда взявшийся песок. Ощутив что-то твёрдое, усилил старания, и вскоре передо мной лежал какой-то предмет — то ли медальон, то ли монета. Меня охватил восторг. Нахлынуло ощущение, словно эта вещь ждала именно меня. Очень долго ждала…
— Что там у тебя? — послышался сверху голос вездесущей начальницы экспедиции. Наталья Васильевна тут же довольно прытко для своих лет спустилась в раскоп. — Поздравляю! — произнесла она, осторожно изъяв из почвы найденный предмет, и крикнула: — Василич, иди-ка сюда! Тут кое-что интересное!
— Об этом надо сообщить, — произнёс, разглядывая вещицу Пётр, он же Василич. — Уж больно похож по описанию.
— Напомни-ка фамилию? — обратилась ко мне Наталья Васильевна.
— Дзюба, — отвечаю, а сам глаз от своей находки оторвать не могу.
Женщина в сопровождении нескольких сотрудников направилась к лагерю. А я… я ощутил себя героем «Властелина колец».