Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - страница 19

Шрифт
Интервал

стр.

, как только оно достигло школьного возраста. Сейчас его дети находятся там. Французский период Росса был всего лишь кратким эпизодом в истории этой почтенной семьи.

Росс идет впереди деревянным шагом офицера индийской армии. Входит на ближайшую стоянку, и вскоре я обнаруживаю «роллс-ройс», самый торжественный, самый геральдический, самый вымеренный, самый почётный из всех, что мне доводилось когда-либо видеть. Чёрный как тьма веков, угловатый как Великобритания, строгий как лондонское воскресенье, великолепный, волнующий, с высокой посадкой, он напоминает прекрасно сохранившийся музейный экспонат. Трудно найти диковину, которая сберегла бы столько блеска на удивление публики.

— Хороша старушка, не так ли? — шутит Старик.

Я восхищенно присвистываю.

— Я взволнован, Патрон!

— Это естественно, мой мальчик. С двух сторон от его радиатора на вас смотрят полвека механической славы. Честно говоря, я думаю, что Росс остался на континенте скорее из-за этого авто, а не из-за горничной. Этот «роллс» — это его Жюльетта Друэ[14]. Самая нежная, самая ласковая из любовниц. Когда я смотрю, как он его моет, вылизывает, знаете, что я вижу? Э-ро-ти-ку!

Мальчишки в штанах из махровой ткани, загорелее, чем пряники-хрюшки, разглядывают это видение прошлого, обмениваясь замечаниями на парижском жаргоне.

— Думаешь, это тачка? — спрашивает тот, что помладше.

— Ты что, поплыл? Это хреновина для рекламы, чувак! Они цепляют её позади джипа и таскают по городу для рекламы!

— И что они рекламируют?

— Может быть, цирк? А может, фильм снимают.

Видя, что мы подходим к машине, они предусмотрительно отходят в сторону, словно техники на мысе Карнавал во время запуска межпланетного автобуса.

Старик и я садимся сзади. У меня такое ощущение, будто я усаживаюсь в гостиной. Здесь прохладно, сиденья мягкие. Сладковатый запах старинной кожи и увядших цветов наполняет душу какой-то обонятельной грустью…

Я смотрю вокруг себя хозяйским глазом. Бар из красного дерева. Телерадиоприёмник. Телефон, холодильник. Короче, само изящество, роскошь, изысканность.

— Всё это не родное, конечно? — спрашиваю я, показывая на вышеупомянутые предметы.

— Нет конечно, — шепчет Дир, доставая два фужера из бара. — Каролина (имя, которое дал Росс этой машине, в связи с чем его надо произносить «Кэролайн») — это старая дама, которой оставили её красивое парчовое платье, но под ним у нее нижнее бельё киноактрисы. Хотите холодной ориндж-водки?

— С удовольствием.

Затемнённое стекло отделяет нас от шофёра. Старик снимает допотопную акустическую трубку.

— В сторону Сен-Рафаэля, Росс, будьте любезны.

— Хорошо, сэр.

— А двигатель? — волнуюсь я. — Он ещё родной?

Биг Пахан грозит мне пальцем.

— К счастью, мы отделены от Росса, — говорит он. — Если бы он услышал этот вопрос, ему бы пришлось проглотить таблетку кардиоритмина. Не только двигатель родной, но — даю вам честное слово — о нём не было причин вспоминать с тысяча девятьсот двадцатого года. Не поменяли ни одной свечи, ни одного контакта прерывателя. Говорить о двигателе «роллса» этого года — всё равно что говорить о супружеской измене в присутствии рогоносца или об инцесте — в монастыре кармелиток. Двигатель тысяча девятьсот двадцатого года — это легенда, которую не принято ворошить. Грустная необходимость, которую разрешили раз и навсегда. Знаете, а Росс чуть было не ушёл от меня однажды, когда я спросил его, «нет ли какого-то странного шума в том месте, где находится двигатель». В общем, какой-то пьянчуга попал со своим велосипедом нам под колёса, и мы его протащили с десяток километров.

В самом деле, в машине тихо. Росс управляет точными и мягкими движениями. Он огибает город в поисках автострады, и его тёмный силуэт со спины кажется совершенно неподвижным.

Дорога сужается, и неожиданно мы замедляем ход из-за одной тачки, набитой лохматыми повесами, и которая еле тащится. Росс требует уступить дорогу повелительным клаксоном, звук которого по сравнению с сегодняшними сигналами — всё равно что голос Шаляпина рядом с голосом Сильвии Вартан.

Следует взрыв негодования, и нам грозят кулаками. Вместо того чтобы прижаться к обочине, чёрные кожаны принимаются вилять из стороны в сторону, что является в подобных случаях самым красноречивым способом послать нас подальше.


стр.

Похожие книги