— Ну… — Юлька нахмурилась и пожала плечами. — Картина вообще-то моя. Я за нее деньги заплатила, а отец отобрал ее у меня, так что еще посмотреть, кто из нас вор… извини. А ты моя подруга, и я не знаю, кто еще смог бы мне помочь.
— Я твоя подруга, но воровать не буду. И шифра я не знаю, откуда? Так что говорить об этом нечего.
Юлька затихла, потом заплакала и, не глядя на меня, запричитала:
— Значит, пропала моя головушка. Приедет завтра этот хмырь и…
— Перестань, — оборвала я ее довольно резко. — Лучше давай подумаем, где достать десять тысяч.
— Нечего мне думать. Не знаю я… Тут Сашка вновь ожил в кресле и спросил:
— А сколько интурист обещал отвалить за нее?
— Тебе какое дело? — неожиданно разозлилась Юлька.
— Ну… если деньги неплохие, то имеет смысл подсуетиться. Мы могли бы найти человека, который даст десять тысяч, чтобы потом получить гораздо больше.
— Десять тысяч за Шагала? — пошла пятнами Юлька. — Ты спятил, что ли? Вот ведь придурок… Десять тысяч. Не смеши меня…
— Как хочешь. Может, у тебя есть другой план на примете…
— Нет у меня плана.
— И Шагала тоже нет, — подсказала я. Все загрустили и уставились на меня.
— А вдруг меня правда убьют? — поежилась Юлька. — Как думаешь, Машка, смогут эти олухи убить человека за десять тысяч?
— Могут и за тыщу, — обрадовал Сашка.
— Я поеду к папе и поговорю с ним. Хоть он и сердит на тебя…
— Только попробуй. Расскажешь ему о долге, он этого хмыря за шкирку возьмет и со своей дотошностью скоренько выяснит, на что я занимала денежки. А уж после этого сам оторвет мне голову, и завтрашнего дня дожидаться не придется.
— Других идей у меня нет, — расстроилась я. И пошла в кухню заваривать кофе.
— Ты мог бы ее уговорить, — тихо сказала Юлька, лишь только я удалилась.
— Я? — развеселился Сашка. — Уговорить обокрасть родного отца? Дура она, что ли? Да и мне с этого никакой пользы, одни угрызения совести.
— Если мы продадим картину, совесть твоя останется довольна.
— Если… — хмыкнул Сашка. — Картины у нас нет.
— Она есть, — зло зашипела Юлька. — И шифр Машка знает, это мне доподлинно известно. Съездит к папочке и возьмет картину. Мы толкнем ее иностранцу, а деньги поделим на троих. По пятьдесят тысяч. Совсем не плохо, а?
— Сколько? — озадачился Сашка.
— По пятьдесят тысяч на каждого. Машка влюблена в тебя, как кошка. Мужик ты или нет?
— Я не могу обманывать любимую женщину.
— За пятьдесят тысяч и не можешь? Плюс ее пятьдесят — и вы богатые люди.
— Какие пятьдесят тысяч? — спросила я, появляясь в дверях. — О чем вы?
— Так… мечтаем, — вздохнула Юлька. В молчании выпив кофе, мы немного поскучали, и я, не придумав ничего лучшего, сославшись на головную боль, пошла спать. Однако уснуть не удалось. Багров пристроился рядом и стал увлеченно разглядывать потолок. Потом обнял меня, с чувством поцеловал и уставился уже в мое лицо.
— Ну и что? — не очень вежливо поинтересовалась я.
— Шифр ты, конечно, знаешь?
— Нет. И узнавать не буду.
— Она твоя подруга, и ей грозит опасность.
— Думаю, она преувеличивает. Как бы папа ни сердился, он никому не позволит пальцем тронуть Юльку.
— Но сам-то тронул, и даже не пальцем, а ногами. Если она не врет, конечно.
— Она сама виновата. Папу обманывала, и меня обманывала, хотя я ее лучшая подруга.
— Это обидно, — согласился Сашка. — Но девчонка попала в беду, и надо ей как-то помочь.
— С чего это вдруг такая забота о Юльке? — подозрительно спросила я.
— Никакой заботы, — потряс головой Сашка. — А если и есть, так только о твоем душевном благополучии. Не думаю, что тебя очень обрадует ее гибель.
— Я ей не верю, — вздохнула я. — На самом деле никто не собирается ее убивать. Она все драматизирует, чтобы заставить меня взять у отца картину. Ей нужны деньги, потому что жить она привыкла хорошо, а теперь, когда отец ее бросил, придется отвыкать от хорошего. Впрочем, Юлька красавица, и замену отцу найти ей будет нетрудно. Так что успокойся и не подбивай меня на гнусности.
— А ты злая, Машка, — заявил Багров, глядя на меня пристально и с осуждением. Это показалось обидным.
— Злая, потому что не хочу ограбить отца? Даже ради любимой подруги, которая его обманула? Злая я, злая… А ты либо дай мне уснуть, либо убирайся отсюда.