— В трубе? — пролепетала я. — Извините, но я не умею плавать.
— Выходит, не повезло тебе. Парень сгреб меня за шиворот, невероятно легко приподнял и швырнул в трубу. Я ухватилась руками за ее края, в ужасе забыв даже заорать погромче, шевелила ногами и таращила глаза. Сообразив, что катушку сейчас водрузят прямо на мою голову и руки, я беззвучно заревела, с твердым намерением моментально скончаться.
Сашка встал на четвереньки, посмотрел в мою сторону и сказал:
— Вытащи ее оттуда.
— Конечно. Как только ты мне скажешь, где деньги. Не скажешь — твое дело. Только потом не вали с больной головы на здоровую: загнется девчонка — твоя вина.
— Ее отец тебя на куски разрежет, — с отчаянием проронил Багров.
— Очень даже может быть. Потому я хочу получить свои денежки и поскорее смыться.
Белый свет сузился для меня до размеров щели, а Сашка заорал:
— Вытащи ее! Деньги в квартире Тимура!
— Врешь, гад. Мы там все перерыли.
— Охотно верю, только деньги я получил вчера. И оставил в его квартире, был убежден, что второй раз там искать не будут. На полке стоит коробка со старыми журналами, деньги под ними. Полка в прихожей, даже такие мудаки, как вы, должны ее заметить. — В этом месте шатен навернул ему ногой по ребрам. Сашка добавил:
— Вытащите ее.
— Ничего не выйдет, — улыбнулся шатен. — Я тебя предупреждал: рассчитывай время правильно. Девчонка посидит там, пока ребята не съездят к Тимуру. Ты у нас шутник, а мне нынче не до шуток.
Я всхлипнула и начала отчетливо клацать зубами: вода в трубе была очень холодная.
— Вытащи ее! — разозлился Сашка, пытаясь сесть поудобнее, то есть он пытался подняться, но сообразил, что это ему не по силам, и сейчас хотел придать своему туловищу положение, в котором удобней гневаться, потому что гнев на четвереньках особого впечатления не производит.
— Вытащу, — кивнул шатен. — Но в этом случае в трубу полезешь ты. Решай быстрее. У меня нет времени.
— Ладно, — тяжело вздохнул Багров. — Полезу.
К великому моему облегчению, меня извлекли из трубы, и в нее, кряхтя и постанывая, влез Сашка.
— Поторопи своих парней, — сказал он шатену со вздохом.
Катушку сдвинули, Сашка исчез из поля моего зрения, парни загрузились в “Шевроле” и через полминуты скрылись, а я кинулась к трубе. О том, чтобы сдвинуть катушку с места, не могло быть и речи. Моих сил на это просто не хватит.
Поэтому я присела рядом и жалобно позвала:
— Саша, как ты там?
— Нормально, — ответил он.
— Они уехали, а меня почему-то оставили здесь. Ты им правду сказал?
— Правду, — с тяжким стоном отозвался Сашка.
— Надо нам убираться отсюда, — мудро рассудила я. — А то как бы они не вернулись.
Я все же попыталась сдвинуть катушку, Сашка силился мне помочь. Поскольку руки у него были скованы, старался в основном головой. Много пользы наши старания не принесли: если катушка и сдвинулась, то только на несколько сантиметров.
— Машка, найди какую-нибудь палку покрепче, чтобы можно было использовать как рычаг. И побыстрее, пожалуйста. Иначе я тут загнусь.
Я кинулась искать палку, через несколько минут нашла кое-что получше: внутри одного из корпусов прямо возле двери стоял лом, кстати, очень тяжелый. Бегом вернувшись с ним к Сашке, я сунула лом в образовавшуюся щель и, налегая всем телом, смогла сдвинуть проклятую катушку. Не до конца, конечно, но Сашка с большим трудом и моей помощью вылез в отверстие и мешком свалился на асфальт. Я его обняла, поцеловала, всхлипнула, трижды пробормотала: “Сашенька”, — и заревела в полную силу.
Сашка лежал, вытянув многострадальные ноги, устроив голову на моих коленях, смотрел в небо и сам чуть не плакал.
— Тебе больно, Сашенька? — перепугалась я.
— Еще бы. Там тридцать тысяч баксов.
— Подумаешь, баксы, — решила я его , утешить. — Главное, что ты жив и здоров. В прошлый раз, когда ты меня бросил, я вовсе не о долларах думала, а о том, что ты меня не любишь.
— Я тебя люблю, — осчастливил меня Сашка, — а вот баксы меня — нет. А я уже успел к ним привязаться. Самое паршивое, что они чужие и надо их как-то отдавать.
Я его поцеловала, чтобы он ненадолго заткнулся, и сказала:
