козакам и Татарам. Достойно, однакож, замечания, что генерал, вообразивший после
пилявецкой паники все потерянным, начальствовал под Пилявцами авангардом
действующей армии. Еще замечательнее, что при составлении повторенного
триумвирата, не могли никем заменить его; а всего замечательнее, что в новой
кампании Остророг вел себя, если не прямым героем, то и не слабодушным воином.
Фирлей с своей стороны показал, что в его немощном теле работал дух бодрый. Он,
вместе с Лянцкоронским, выбрал позицию для генерального лагеря весьма удачно и
защищал ее с великим искусством. Король и коронный канцлер указывали им на
Новый Константинов; но Остророг, в письме из-под Збаража, от 3 июля, оправдывал
сделанный его товарищами выбор разумными соображениями, и этим доказал, что
князь Вишневецкий не напрасно поднял его во Львове из упадка.
Заняв боевую позицию, триумвиры нашли необходимым опереться на мужество,
популярность и боевьия средства Вишневецкого, у которого, к удовольствию мудрого
на всякое зло Хмеля, Ян Казимир взял из рук булаву, вверенную ему теми людьми,
которые оказались мужественнее гетманов, назначенных сеймом. Естественно, что
Вишневецкий, за этот глупый и наглый поступок, воспылал презрительным
негодованием и к самому королю, и к его советникам. Сперва он решился было не
вмешиваться в толпу людей, которых, очевидно, судьба обрекла на погибель, так как
они потеряли общий человеческий смысл. Потом ему стало жаль своей семьи, своих
верных слуг-соратников, и, может быть, своей славы, неразлучной со славой
падающего уже отечества. Он созвал под свой щит, кого мог, и держался в поле
особняком, подобно
8
.
тем „безупречным и знаменитым Геркулесамъ", которые „стояли на границах, как
мужественные львы, и жаждали только кровавой беседы с неверными". К нему
присоединился племянник его, носивший имя славного Димитрия Вишневецкого
Байды, и бывший соперник его в колонизационной борьбе за Хороль и Гадяч,
Александр Конецпольский. Ему вверил свое ополчение и князь Доминик Заславский, а
брат его Гризельды, молодой Ян Замойский, находясь под его опекой, был
естественным его союзником. „Поднимается страшная буря, наступают времена
роковыя" (писал князь Иеремия в универсале к шляхте). „Уже король выдал, как
говорят, вторые вици (оповещания) на посполитое рушение; о третьих еще не слышно,
но отечество в крайнем положении: надобно соешить"
Как и в прошлую кампанию, Вишневецкий намеревался стоять особняком; но
Лянцкоронский ездил в его лагерь и упросил присоединиться к генеральному лагерю.
Лянцкоронскому Речь Посполитая была обязана защитой Камянца Подольского: этот
подвиг высоко ценил наш Байдич, равно как и то, что он побил хмельничан под
Межибожем.
По реляции Остророга, все простонародье между Богом, Горынью и Случью
обратилось в мятежников, лишь только коронное войско удалилось оттуда.
Повторилось то, что было в Украине после Корсунщины: добыча панского плуга
сделалась добычею козацкого меча, как это изображено в современном стихотворении:
Zeszly Ї pol wszyslkie ро Nadlo2u pingi;
№e obejrzai si§ az za Wilsa drugi *).
А между тем жолнеры требовали своего жолду, и не только иностранцы, но и
Поляки не хотели „воевать в долгъ". От этого малочисленное войско триумвиров с
каждым днем уменьшалось. И находки, и самое товарищество разъезжались из-под
хоругвей, так что от некоторых оставалось только по половине и еще меньше. Когда
посылали их на подъезд, хоругви соглашались идти только сам-пят. По мнению
Остророга, против этого зла было только одно лекарство (remedium)-—возможно
скорая присылка денег. Замедленное чем-то наступление Хмельницкого приписывал он
божествен-
*) Исчезли с полей все плуги по Надбожию: иной оглянулся назад только из-за
Вислы.
.
3
ному Промыслу. „Опять и опять (iterum et iterum) просим прислать нам деньги*
(писал Остророг к Оссолинскому): „а то войска этого немного останется. Не ласками и
не строгостями возможно удержать его на службе, а только деньгами. В лошадях у нас
большой недостаток от беспрестанных чат, а купить не за что. Шпиона весьма трудно
найти: между этой Русью все предатели. А добудешь козака, — хоть сожги его, правды