посольство до сейма, который назначен на 22 ноября.
Между тем было известно и тут же заявлено от имени короля, что люди,
назначенные прежде в эти посольства, не двинулись из дому, однакож деньги на
поездку получили (а рифпЦДге Rzpltej pobrali).
Расхватывая из рук у короля государственные имущества, а у своего Шляхетского
Народа собираемые с него деньги, равно как и доходы с городов, паны сами устраивали
ИИолыпе руину, которая постигла бы ее и без козакотатарского нашествия.
Теперь представлялось два способа спасти отечество: или посредством грошевого,
иначе платного жолнера, или посредством поголовного вооружения шляхты, иначе
посполитого рушения. Первый способ находил более действительным даже оракул
панского кунктатбрства, Еисель; но паны, по его словам, не хотели прибегнуть к мерам
чрезвычайным, были скупы на пожертвования; и по-
4
.
тому оставался только второй, опасный, по его мнению, способ. Третьего не было
(non datur tertium), по словам Киселя. „Бывали далеко маловажнейшие случаи* (писал
он к Оссолинскому от 23 (13) июля), „когда духовные и светские паны в несколько
недель созидали своими пожертвованиями войско. Теперь, когда погибла половина
Речи Посполитой, когда дело идет об её остатке и вместе с ним о королевской короне,
они едва были в состоянии поставить перед неприятелем 9 иди 10 тысяч. Но мы были
бы несправедливы к Господу Богу, когда бы назвали себя такими убогими, чтобы нас не
хватило на жолнера. За исключением тех, которые ничего уже не имеют в отчизне, у
нас, по милости Божией, многие обладают средствами (plurimi pollent facultatibus) к
спасению отечества*.
Один из членов королевской рады советовал назначить одного гетмана: ибо не
слыхал он, чтобы где-либо на свете было три гетмана. По крайней мере (говорил он)
деньги на непредвидимые издержки (propter secretum bellici consilii) надобно вручить
одному, а не двоим, или троим. Но паны не доверяли взаимно своей честности, и
полагали, что между шестью глаз не так будет, что называется, шито и крыто.
Так как в государственном совете заседало шесть бискупов, которые
первенствовали перед сенаторами светскими, то король в решении вопроса о походе
обещал просить вдохновения (prosic о natclinienie) у Господа Бога, или как это объявил
он потомъ—выступить в день своего патрона, Св. Яна.
В таких совещаниях уплыла целая неделя, а между тем полученные из Украины и
от Киселя из Гощи письма возвещали близкую грозу.
Не смотря на унизительный прием королевских коммиссаров со стороны Хмеля, Ян
Казимир отправил к нему секретаря переяславской коммиссии, Смяровского.
Иначе относился к бунтовщику Шляхетский Народ, каков бы ни был он,—не так
как „возвышенный духом и благородный умомъ* избранник правительствующих
панов. Его взгляд на Хмельницкого сохранился в популярном тогда и сохраненном для
потомства стихотворении, в котором говорится, что легче было бы терпеть „вечный и
невознаградимый срам от иноземного неприятеля, чем от такого презренного сора, как
Хмель, и это да близость Польши к порабощению хлопами всего больнее для нации*.
.
5
Snacby znosniejsza od nieprzyjaciela Ponisc szwank taki; ale, ze od Chmiela Smieci
wzgardzonej,—to najwiecej boli,
То, ze i chtopskiej blizcysmy niewoli.
Смяровский выехал из Варшавы под хорошим предзнаменованием,—в день
Благовещения Пресвятой Девы Марии (in ipso die Annuntiationis В. V. Mariae), но, по
причине опасностей и дурной дороги, достиг Чигирина едва в три недели.
Хмельницкий был далеко надменнее (daleko wi§kszej nadgtosci), нежели во время
Переяславской коммиссии. Принял он королевского посла самым недостойным
образом (indignissime go excepit),—как последнего мужика (vilissimum de plebe
hominem). Когда подали Хмелю королевский лист, он швырнул его писарю через стол,
так что лист упал на землю (аz na ziemie upadl). В то же самое время принимал он
(писал Смяровский) московского и венгерского послов торжественно (pompatice), с
кавалькадой, с военной музыкой, и носился слух (распущенный самим Хмельницким),
что Москва дала ему 20.000 своего войска. У Смяровского были отобраны все кони, а
челядь его была изрублена. Но при этом Смяровский—что весьма характеристично—
