прощальной аудиенции и говорила королю так: „„Государь, доверши отважно начатое
дело, а если у тебя не хватит денег, я сниму мои серьги, отдам мои браслеты, лишь бы
дело не остановилось"". Когда послы возвратились с ответом и королевским подарком,
старый господарь помолодел от радости, увидев представителей союза, а они с
восторгом показывали ему, как легко можно завоевать Восток и с какой стороны можно
иметь наибольшую помощь. С того времени католики и православные жили в
наилучшем согласии, исполненные надежд, а Турки присмирели и говорили громко,
что, когда придут Поляки, то они вернутся к вере своих предков и сделаются
католиками, так как царство Магометово уже кончилось".
Когда все это делалось в Варшаве, на Украине произошло событие, которое так
соответствовало королевским планам, как будто Оссолинский имел там дело не с
одними православниками да козаками, а подготовил к содействию королю и главных
представителей малорусской колонизации. Коронный хорунжий, Александр
Конецпольский, и воевода русский, князь Иеремия Вишневецкий, двинулись
одновременно, в ноябре, на Татар. Конецпольский с 4.000 войска, в составе которого
был а Богдан Хмельницкий *), достиг Очакова и, в отместку Татарам за набег на
чигиринское староство, захватил 3.000 лошадей, 1.500 волов, 2.000 коров, 2.000
*) Об этом упоминается в записке Хмельницкого, известной под названием Реестра
козацких Кривд.
134
овец и 50 пленников, а Вишневецкий, с 26.000 своих ополченцев, двинулся к
Запорожью, а оттуда часть своего войска посылал к Перекопу.
Это были обыкновенные походы пограничных магнатов, для обуздания татарских
Козаков, которые своевольно, как и наши козаки, разбойничали и воровали в соседнем
крае. Но Варшава боялась возмездия со стороны Татар, и успокоилась только
известием, что в Крыму вспыхнул бунт. Шнринские мурзы, соединенные с Ногайцами
и с сыновьями Салмаса-мурзы, давнишнего ханского мятежника, вторгнулись в Крым,
вырезали 700 мурз, осадили хана, принудили к уступкам и к принятию визирем Сефер-
Казы-аги, который возбудил этот бунт, а теперь сделался всемогущим министром хана.
Застигнутый бунтом Ислам-Гирей написал сперва жалобу к королю, и просил
гетмана Потоцкого, чтобы не допускал своевольных походов со стороны панов; но
потом созвал мурз на тайную раду. Рада постановила—вторгнуться весною в Польшу.
Отправили к султану просьбу о дозволении и тотчас начали чрезвычайные
приготовления к набегу.
До сих пор Ислам-Гирей держал себя с нашими козаками гордо. Они заискивали его
помощи окольными путями, чрез пограничных беев. Презираемые, как низшие твари,
неверные наездники пригодились теперь ему, как орудия мести над панами.
Между тем но Украине начали носиться слухи, что Хмельницкий бунтует
исподтишка Козаков против коронного гетмана и украинской шляхты. Слухи эти
доходили и до Потоцкого, Всего больше надобно их приписывать подстаростию
Чаплинскому и его приятелям. В интересе каждого из ыихтГ было—погубить человека,
ими обиженного, известного .королей опасного своим значением в Запорожском
Войске. Весьма быть может, что его обвиняли и в призыве Татар па староство
Еонецпольского. Могли даже войти и в соглашение с жидом-ареядатором, показавшим,
что Хмель, на пидпитку, проболтался козакам в отмщении пану старосте за хутор
посредством татарского набега. Как бы то нн было, только дошло до того, что его
схватили и едва не обезглавили. Тогда Хмельницкий решился бежать в пристанище
обедневших, промотавшихся, угрожаемых преследованием закона и беззакония,—за
Пороги.
Разсказы о приключениях Богдана Хмельницкого до бегства его за Пороги, равно
как и кобзарские думы о куме Хмельницкого, Барабаше, прятавшем королевские листы
„в глухом конце под во-
.
135
ротами®, интересны только, как характеристика козацкой и шляхетской публики
времен Хмельнитчияы. Ограничимся фактом его бегства, в сопровождении двух
сыновей и нескольких приятелей.
Из Запорожья начал Хмельницкий вести переговоры е Татарами. Но в это время
загорелась в Крыму новая усобица, а султан между тем прислал хану запрещение
вторгаться в Польшу, и потому товарищи Хмельницкого вернулись в Украину, чтобы
