ним, чтоб не сделал какого-нибудь предательства; по он ушел от нас (в Варшаву). Тем
не менее, как с нами помирились львовяне, такъ
.
325
мы готовы помириться й с вами. Не отступим от Замостья, пока не совершится
Божия воля. Мы ищем мира, и для того посылаем нарочно этих нескольких человек
своих и Татар, чтоб вы послали к своим старшим как можно скорее и получили от них
наставление, что вам делать. Из-за двоих ничтоашых молодых людей, князя
Вишневецкого и коронного хорунжого Александра Конецпольского) такое
замешательство! Ждем здесь избрания короля. Желаем, чтоб (королем) был королевич
Казимиръ".
Это значило—разсечь мечем Гордиев узел, который слушатели красноречивого
Киселя так долго развязывали. Возвеселился мудрых Адам Свентольдич, найдя
единомышленника в таком доброжелателе Шляхетского Народа. Їyczymy, їeby byи
Krуlewicz Kazimierz: этому велению не смели не сопротивляться людн, готовые бежать
в Данциг, по примеру цвета польской знати, бежавшего из-под Пилявцев.
Прошло еще несколько заседании в решении прелиминарных пунктов элекции.
Наконец, в 37 заседании (20 ноября) Ян Казимир воссел на престоле Казимира
Великого.
По свидетельству Радивилова дневника, его хотели произвести в короли еще 5
ноября; „но произошло большое несогласие" (пишет литовский канцлер), „потому что
избирателей облил извнутри Бахус, а снаружи—дождь"... Если бы тогда Поляки
избрали этого „неспособного ни к каким порокам, твердого умом и величественного
наружностью" короля, то могли бы оправдываться хоть тем, что сделали это съньяна.
Но судьба дала панам две недели иа отрезвление, и они все-таки не могли сделать
лучшего выбора.
Причину такого единомыслия (кроме письма Хмельницкого к замостья нам)
объяснило всем и каждому появление в Варшаве специального посла его, бывшего
иезуита, а потомъ—„надевшего рясу регулярных каноников Св. Августина".
Ярославский наставник Хмельнмцкого, ксендз Мокрский, объявил во всеуслышание,
что сидел под Варшавой (имея, конечно, тайные с нею сношения) для того, чтобы не
'избрали другого короля.
К этому жалкому финалу национальных совещаний князь Радивил придал еще
более жалостную ноту. „Хмельницкий со своей „канальей“ (пишет он) „отъехал тогда к
Белой Церкви, а наши жолнеры, которые могли бы дать ему отпоръ" (подразумевается,
еслибы гетманил князь Вишневецкий) „остались в Малой Польше, в Мазовии, в
Серадзком и Лэнчицком воеводствах, для угнетения бедных подданных до самого
коронационного сейма".
Глава XIX.
Возвращение панских победителей в Украину.—Приветствовавшие коронного
гетмана приветствуют гетмана козацкого. — „Чтб нужно Московскому Государству".—
Царское посольство в Чигирине.—Королевское посольство в Переяславле 1649 года.
Весело возвращались козаки в Украину, предводимые Козицким Батьком, как
справедливо стали называть Хмельницкого; но не весело было на душе у Козацкого
Батька. Тайный голос говорил ему, что не разбоем обеспечивается будущность даже и
такого общества, к какому принадлежал он; что не кровавыми замыслами
успокоивается размученное обидою сердце.
Не разогнала мрачных мыслей счастливого добычиика и та встреча, которую
приготовили ему в Киеве. Город, из которого, тому назад полгода, побежали все
духовные власти без различия исповеданий, теперь приветствовал козацкого гетмана,
как одиннадцать лет назадъ—гетмана коронного, панского. В Киеве гостил
иерусалимский патриарх, Паисий, как двадцать восемь лет назад — незабвенный в
истории русской церкви Феофан. Но разница между ними была так вещественна, как
между Хмельницким и Саи’айдачным, как между Сильвестром Косовым и Иовом
Борецким. Подкупаемые претендентами па патриаршество Турки прижали Паисия по
своему обыкновению, и он бросился собирать милостыню в вертепе разбойников,
которым, как они сами говорили, жартуя со своими жертвами, не нужна была вера, а
были нужны только „дидчи гроши". Неслыханное торжество Козаков над панами
сулило Паисию золотые горы. Он окружил себя в Киеве сторонниками козацкого бунта,
которых теперь между „духовными старшими" оказалось волей и неволей множество, и
митрополиту Косову, каковы бы ни были его религиозные и политические воззрения,
