фамильной политики с панамиРусичами,—напротив, оно им повредило. Польша
потому и не устояла на русской почве, что разлучила наших малорусских панов с
малорусским простонародьем, — разлучила просвещенных представителей нации с
темною массою нации.
Главным двигателем несчастного для обеих сторон единения наших панов с панами
Ляхами была завоевательная политика римской церкви.
Папские нунции, или духовные послы, резидуя один за другим в Польше при
королевском дворе, постоянно заботились о том, как бы в польско-литовской Руси
водворить латинство. Но в течение трех столетий, от Владислава Ягайла до Сигизмунда
Вазы, ревнители католичества обратили в свою веру одних наших магнатов с их
служилою шляхтою, и то далеко не всех. низшие классы в Малороссии были как-то
недоступны для латинской проповеди, кроме тех виленских, ЛЬВОВСКИХ и
люблинских мещан, которые перенимали от шляхты панские обычаи и поддавались
внушениям вельможных людей ради своих торговых интересов *).
*) 0 городельском декрете 1413 года, воспрещавшем православным занимать
высшие государственные и общественные должности и о последствиях этого декрета
не для чего распространяться, так как он оставался мертвою буквою уже и при
Казимире Ягайловнче.
.
9
Такую медленность в работе, которою только и дышала Римская Курия, объясняют
нам, вопервых, известные политические действия московского самодержца Иоанна III,
относительно Литвы Польши, а вовторых, два страшные для папистов явления в
Западной Европе.
С начала XV столетия Чехи провозгласили свободу религиозной совести устами
Гуса, а с начала ХѴИ-го—Немцы обновили науку чешских гуситов от имени Лютера.
Хотя паписты сожгли Гуса живым, а последователей его науки придавили военною
силою, но высказанная Гусом всенародно правда не переставала обнаруживать
неправду римской церкви, и пробралась из ученой Германии даже в сравнительно
невежественную Польшу. Опасно стало тогда римским агентам возбуждать против себя
негодование русских людей в Польше: боялись поддержать этим гуситскую проповедь
в среде самих католиков. Поэтому все принуждения, прикрытые королевским и
державным панским правом, были отложены до удобнейшего времени. Распространяли
католичество только домашнею проповедью, заохочивая можновладников к иноверству
королевскими милостями. То же самое должны были делать и после того, когда
чешское свободомыслие обновили немецкие богословы. Перестали делать покушения
на церковные имущества православников; боялись утратить приобретения и
католической церкви в Польше. Протестанты множились тут очень быстро и подавали
руку православникам для совместной борьбы против приверженцев римского папы.
Взаимное отрицание старой и новой веры в Бога привело Поляков даже к безбожию.
При Сигизмунде Старом, один благочестивый католик доносил в Рим о польских
протестантах так: „Наш двор чтит Бога настолько, насколько это не обижает диавола.
Здесь отвержение Христа— похвальное дело“. Польские сеймики собирались тогда
обыкновенно в костелах и церквах, где, по словам того же католика, шум, брань и
кровопролитие были явлениями заурядными.
При таких обстоятельствах мудрено было римскому католичеству распространяться
в Польше на счет греческого православия. Но всего больше останавливало латинскую
проповедь среди нашей Руси то, что Поляки не слишком сильно заботились о
завоевательной политике римской церкви. В нравах и обычаях польской шляхты
столько было чувства личной свободы, что она, в своей общности, взирала с
негодованием на всяческие принуждения к католичеству, которые агенты Римской
Курии обыкновенно внушали
2
10
.
королям и сенаторам. Пропаганда католичества в малорусском населении Полыни
велась только путем просвещения, которое сосредоточивалось тогда в представителях
римской церкви, и естественно привлекало к неи тех Русичей, которых воспитывало
духовенство католическое.
Чтб же до Поляков, то они сами по себе, как Поляки, и в том числе даже церковные
сановники, близкие родичи вельможных домов, не имели преднамеренных стремлений
к подавлению русской народности, опиравшейся на предковскую веру. Напротив,
очѵтясь игрою случайностей среди чистой Русчты, коренной Лях, кто б ни был он,
