Его неотразимая улыбка вернулась. Я была бы рада сымитировать любую болезнь, лишь бы не сидеть с ним лицом к лицу, ведь он сможет распознать изменение внутри меня. Мой желудок скрутило, и я подумала, что моя болезнь была недалека от истины. Мы повернули наши парты, и он попытался поймать мой взгляд. Я сосредоточилась на книге, стараясь понять половинчатые инструкции мистера Ченса.
— Кира, — голос Рафа был тяжелым, терпеливым.
Мне было интересно, как долго я смогу не смотреть ему в глаза.
— Да?
— Кира, что такое?
— Ничего, я просто... — я пыталась улыбнуться, как всегда ему улыбалась. — Что мы должны опять обсудить? Я не уверена, что знаю что-то о жизни ЭстерПрин[3].
Раф нахмурился, показывая, что не оценил мою хитрость.
Голос мистера Ченса звучал как сообщение-стаккато.
— Эстер... женщина... — Раф посмотрел вперед. — Мы должны обсудить: какие наказания получила бы женщина времен Эстер.
Подходящая тема. Какое было наказание за почти убийство вашего лучшего друга? Скрежет от переворачивания парт прекратился, когда другие ученики принялись обсуждать задание по мысленной связи.
— Подожди, — глаза Рафа сфокусировались на мне. — Разве ты не получила слуховой аппарат?
— Откуда ты знаешь?
— Слухи ходят.
Конечно, все мысленные слухи в «Уоррен Тауншип» кружились вокруг моего нового слухового аппарата.
— Ну, да, получила, — я посмотрела через плечо на нашего бедного учителя английского. — Но Мистер Ченс не знает, как его использовать.
— Хорошо, что у тебя все еще есть я в качестве переводчика, — его глаза встретились с моими.
— Да, хорошо, — я отвела взгляд и сделала вид, что сосредоточилась на книге. — Так, что ты думаешь о наказании для Эстер?
— Я не думаю, что она заслужила наказание, — говорит он.
Я подавила желание взглянуть на него.
— Не думаю, что мистер Ченс примет это за ответ.
Он вздохнул, а я стала нервно переворачивать страницы книги. Затем он потянулся через стол, чтобы положить свою руку на мою. Я покраснела, услышав смешки со стороны, и мысленно вернулась в химическую лабораторию. А потом отдернула руку. Он медленно убрал свою руку прочь.
— Это из-за того, что тогда случилось? — спросил он. Мое сердце чуть не выскочило из груди и не упало на пол. Он знает? Я посмотрела на его лицо, но на нем не было ничего, кроме разочарования.
— Н… ничего не случилось, — я выдавила улыбку. — Люди ослабевают от своей домашней работы. Одна мысль о моей домашке заставляет меня упасть в обморок.
Он выглядел упрямым, также было, когда он просил попробовать рисовый пудинг[4] мамы Сантос или давал послушать его новую любимую группу. Он умеет надавить, чтобы получить то, что хочет.
— Я не об этом… Я говорю о том, что было тогда... — и я, наконец, поняла: почти поцелуй.
Причина первого скачка моего мозга.
Почему он не мог оставить это? Подождать, пока я не изменюсь? Тогда, возможно, ничего не случилось бы. И почему он вспоминает об этом в середине английского, где все могут подслушать его мысли? Кроме меня.
Я уставилась на Рафа, не в состоянии говорить.
— Пожалуйста, Кира, скажи что-нибудь.
Я схватила бумажную книгу крепче.
— Ничего не случилось. Все в порядке, — сказала я. — Просто… ничего не произошло, и думаю, мы должны доделать наше задание.
Лицо Рафа поникло.
Я хотела подключиться к его голове и стереть этот взгляд, разбивающий мне сердце, но быстро избавилась от этой идеи. Не было никакой возможности снова залезть в голову Рафа. Даже если бы я могла это сделать, не навредив ему, мысль о принуждении Рафа к чему-то против его воли, была мне противна. Это было неправильно и больно.
Мы сосредоточились на задании и придумали более или менее приемлемый ответ. К концу урока лицо Рафа превратилось в каменную маску, плохую подделку истинного Рафаэля.
Мое сердце сжалось, когда Раф вышел из кабинета, не попрощавшись.
Глава 11
Я снова пропустила обед и пошла на пробежку в августовскую жару.
Я сказала себе, что мне нужно убраться от посторонних глаз и слухов, но в действительности я избегала Рафа и его каменную маску. После восьмого круга по трассе с меня лил пот. Я направилась в душ, надеясь поговорить с Саймоном на математике.
