— Я полностью разбита, — говорю я. — Пойду заниматься в свою комнату, — я перекинула рюкзак через плечо и, крадучись, направилась к лестнице, бросив прощальный взгляд на печенье.
Это сработало.
— Ну, иди сюда и возьми одно, — сказала она. — Съешь наверху, — я схватила два печенья и улыбнулась ей перед тем, как поднялась по лестнице.
Я бросила рюкзак на кровать. Желудок скрутило, и у меня пропал аппетит, чтобы есть печенье. Бросив его на тумбочку, забралась под одеяло, под которым всегда искала убежище. В конце концов, дрожь унялась.
Я проникла сегодня в голову девушки и указала, что ей делать. И она выполнила это.
Мой побитый серебристый телефон, скрытый в кармане рюкзака, манил меня. Я могла позвонить Симусу, но он захочет узнать, почему я интересуюсь: почему ты спрашиваешь у меня про контроль мыслей, Кира? И тогда бы я солгала, потому что не могу рассказать ему о произошедшем на трибунах или в химической лаборатории.
К тому же, он бы настаивал, чтобы я рассказала маме, а она повела бы меня к другому врачу, как тот, который делал снимок моего мозга, когда мне было четырнадцать. Мама настояла, чтобы он использовал стандартную мыслительную крышку, но снимок Cerebrus 3D маячил в углу, как громадное ядро, угрожая проиллюстрировать жирным шрифтом на цветном изображении, что со мной случилось.
Я вздрогнула под одеялом, от чего по розовому покрывалу пошла рябь по всей длине. Если кто-то узнает, что я могу контролировать мысли, меня запрут в лаборатории. Будут делать эксперименты, исследовать мой мозг. Я поняла, почему Саймон настаивает, чтобы это было тайной. Саймон с его темными глазами и самодовольной усмешкой. Он считался читающим годами, и никто не знал правды.
Потому что он заставил каждого поверить в ложь.
Образ Рафа, распластавшегося, как безжизненная кукла, выскочил из глубины моего сознания, и я натянула одеяло до подбородка. Я была опасна, возможно, смертельно, как оружие. Волны ужаса разбавлялись семенем надежды: может, я не была обречена на жизнь нулевой. Может, я могла это контролировать и передавать мысли, как Саймон. Ощущение пальца Саймона на моем лбу. Он знает, как это работает.
Завтра я попрошу его научить меня.
Глава 10
Я ушла из дома пораньше, надеясь перехватить Саймона до школы.
Прошлой ночью влажность увеличилась, из-за чего моя футболка насквозь вымокла, пока я добиралась до школы. Ученики ходили в синхронных группах по коридору, проходя мимо меня и не осознавая опасность, находящуюся рядом с ними.
Я смотрела на них, завлеченная новой связью между нами. Все, что я должна была сделать, это дотянуться и прикоснуться к их разуму своим... Я прижалась ближе к шкафчикам, чтобы, на всякий случай, увеличить расстояние между мной и шумной толпой.
Был только один человек, с которым я хотела поговорить, но его не было в коридорах. На первом занятии я сидела в самом конце класса, чтобы быть подальше от остальных. Между занятиями я искала Саймона. Пошарив в своем шкафчике в поисках бумажной книги по английскому, моя рука замерла в процессе поиска. Раф должен был сегодня вернуться, и он обладал сверхъестественной способностью знать, о чем я думаю, даже если он не мог прочесть мои мысли. Увидит ли он изменения, которые не видны остальным?
Я поняла, что звенит звонок, и развернулась, чтобы присоединиться к остальным опаздывающим. Я остановилась как вкопанная, когда увидела, что Раф занял мне место. Он улыбнулся, но все, что я видела — фиолетовый синяк на его лбу. Физическое напоминание о моей новой причудливой силе скрутило мой живот. Я заняла место перед ним и принялась возиться с рюкзаком.
— Ты в порядке? — спросила я.
— Жив, — я невольно бросила на него взгляд, а затем быстро посмотрела вперед. Раф не увидит вину в моих глазах. Мистер Ченс помнил о микрофоне, но его голос звучал как плохая телефонная связь, так как он бормотал только половину своих мыслей.
Раф коснулся моего плеча. — Ты в порядке?
Я была далека от порядка, но не хотела, чтобы Раф задавал вопросы и собрал все по кусочкам то, что я чуть не убила его. Я ответила ему кивком и сделала вид, что увлечена потрескивающим монологом мистера Ченса. Раф не говорил, пока не пришло время объединяться в группы. Конечно, никто не хотел вступать в дискуссию с нулевой. Кроме Рафа.