Открытие Индии - страница 18

И все же я был далек от того, чтобы забыть Камалу. Я снова и снова возвращался к ней, как к спасительному прибежищу. Если в течение нескольких дней я был в отлучке, мысль о ней охлаждала мой разгоряченный мозг, и я с нетерпением ждал того дня, когда смогу вернуться домой. Разве смог бы я что-либо сделать, если бы не она, поддерживавшая меня, придававшая мне силы и дававшая мне тем самым возможность как бы вновь заряжать иссякшие аккумуляторы моего духа и тела?

Я брал у нее все, что она могла дать мне. Но что дал я ей взамен в эти первые годы? Я явно обманул ее ожидания, и эти дни, быть может, наложили на нее свой глубокий отпечаток. Она с ее необычайной гордостью и чувствительностью не хотела обращаться ко мне за помощью, хотя я скорее, чем кто бы то ни было, мог бы оказать ей эту помощь. Ей хотелось играть самостоятельную роль в национальной борьбе, а не быть только приспешницей и тенью своего мужа. Она хотела оправдать свое существование перед самой собой и перед всем миром. Ничто в мире не могло бы доставить мне большей радости, но я был слишком занят, чтобы глубже понять ее, и не видел, к чему она стремится и чего так страстно желает. Кроме того, тюрьма слишком часто заявляла свои права на меня, и я находился вдали от Камалы, а она часто болела. Она, казалось, говорила мне подобно Читре, героине пьесы Тагора: «Я Читра. Не богиня, которой надо поклоняться, но и не жалкое существо, от которого можно равнодушно отмахнуться, как от какого-нибудь мотылька. Если ты позволишь мне идти рядом с тобой по пути опасностей и дерзаний, если ты разрешишь мне участвовать в исполнении великого долга твоей жизни, ты узнаешь тогда мою подлинную сущность». Но она пе облекала эту мысль в слова, и лишь постепенно я прочел это в ее глазах.

В первые месяцы 1930 года я понял ее желание, и мы стали работать вместе. Это явилось для меня новым источником радости. В течение некоторого времени мы жили на гребне жизни; тучи сгущались, назревал национальный подъем. Для пас это были счастливые дни, но они слишком быстро миновали. В начале апреля страна была охвачена движением гражданского неповиновения и подверглась правительственным репрессиям, а я вновь очутился в тюрьме.

В тюрьме оказалось большинство нас, мужчин. И тогда произошло нечто замечательное. На поле битвы вышли наши женщины и вступили в борьбу. Женщины, разумеется, всегда принимали в ней участие, но сейчас их была целая лавина, что явилось неожиданностью не только для британского правительства, но и для наших мужчин. Эти женщины —женщины, принадлежавшие к высшим или средним классам, жившие спокойной жизнью под кровом своих домов, крестьянки, работницы, богатые женщины — десятками тысяч выходили на улицу в нарушение приказа правительства и не считаясь с дубинками полиции. Поразительным было не только это проявление мужества и отваги — еще более удивительной была сила организованности, которую они продемонстрировали.

Я никогда не забуду, какое глубокое волнение охватило нас, когда мы, находившиеся в то время в тюрьме Наини, узнали об этом. Как бесконечно мы гордились женщинами Индии! Мы почти не в состоянии были говорить об этом, ибо сердца наши были переполнены, а глаза затуманены слезами.

Впоследствии к нам присоединился в Тюрьме Наини мой отец, который рассказал много такого, чего мы не знали. Действуя в качестве лидера движения гражданского неповиновения, он ничем не поощрял этих наступательных действий женщин по всей стране. Ему с его патриархальными и несколько старомодными взглядами не нравилось, что старые и молодые женщины толпятся на улицах под палящим солнцем и вступают в столкновения с полицией. Но он понимал душевное состояние людей и никого не пытался отговаривать, в том числе и свою жену, дочерей и невестку. Отец рассказывал нам о том, как приятно он был поражен энергией, мужеством и способностями, которые проявляли женщины по всей стране. О девушках из своей собственной семьи он говорил с любовной гордостью.

По инициативе отца на тысячах массовых митингов, состоявшихся по всей стране 26 января 1931 года, в годовщину «Дня независимости Индии», зачитывалась «Памятная резолюция»