Дрожащими пальцами она принялась открывать сайт – ужас тяжелым камнем опустился куда‑то в желудок. Почему этот писака все никак не уймется?
Глазам Тринити предстала новая статья – конечно, посвященная ей и набравшая уже несколько десятков комментариев. Но шокировал ее не столько текст, сколько фотография – точнее, две фотографии, размещенные рядом. На той, что слева, изображение было нечетким – очевидно, кто‑то переснял старое фото, которое в числе прочих висело на стене этого дома в рамке. На ней пятнадцатилетняя Тринити с робкой улыбкой и в потрепанном платье стояла рядом с Майклом, которому на тот момент исполнилось двадцать пять – и контраст между ее одеждой и его нарядной, с иголочки рубашкой и галстуком был весьма очевиден. Они стояли у «Мэзон де Жардан» – юные и счастливые в своей дружбе, какой бы необычной она ни была. На второй фотографии Тринити была в темно‑синем платье – том самом, которое она надевала в музей, выбранном для нее Майклом. Изображения являли собой разительный контраст, показывая жизнь Тринити в разных аспектах: тогда и сейчас, в бедности и богатстве, в нелепой одежде и подобающем вдове наряде. Судя по комментариям, никто не верил в то, что Тринити и впрямь ощущает себя вдовой. Особенно раздражал заголовок: «Планы на будущее? Наверное, она получила то, ради чего работала все эти годы».
Тринити ощутила, как ее горло судорожно сжалось, – она помнила тот момент, когда была сделана первая фотография, и то счастье, которое она испытывала, стоя рядом со своим лучшим другом. Она радовалась тому, что Майкл относится к ней, как к сестре, несмотря на разницу в возрасте и положении. И теперь, видя, как кто‑то использовал это против нее, Тринити думала, что это насмешка судьбы, жестокая ирония – хотя и не могла до конца осознать удар, слишком болезненным он был. Делая маленькие, поверхностные вдохи, она едва стояла на ногах. Конечно, она знала, что многие думают о ней именно так, но единственными, кто открыто об этом говорил, были Ричард и Патриция. Теперь же обвинение было ей предъявлено на всеобщем обозрении…
Внезапно на ее спину легла теплая рука – и под ней тугой узелок напряжения моментально исчез. Тринити захотелось нырнуть в это тепло, позабыть о реальности, закрыть глаза… Вот только это была рука Ретта. Ему нельзя доверять. После только что увиденного доверять нельзя никому, ведь переснятая фотография – явно из ее дома. И Тринити заставила себя выпрямиться и отойти на шаг. Ретт по‑прежнему стоял рядом – и его близость одновременно притягивала и пугала. Наконец, не в силах больше прятать взгляд, она посмотрела на него. Ретт смотрел на экран ее телефона – и Тринити внутренне сжалась, не желая открывать ему эти сплетни, хотя и понимая, что кто‑то наверняка ее опередил. Однако его слова стали для нее ударом.
– А вы начали охотиться за золотишком с юности, да?
