Ну, хорошо, это неправильный вопрос, потому что полностью искренних людей просто не бывает. Во всяком случае, среди тех, кому больше семнадцати. Но кто здесь чего боится?
Никто и ничего. Так почему же выражение «не боится никого и ничего» кажется применимым только к фон Раубу? Чем, кроме внешности, отличается он от других интернов? Участием в войнах?
Лейдер приучал себя думать, что решение загадки именно в этом. Но он имел дело с ветеранами, вернул к жизни немало душ, пострадавших во время войн, и он прекрасно видел, что в случае Вольфа говорить о душевных травмах не приходится. Скорее уж, наоборот.
Спокойствие и смелость, искренность и рассудительность, доверие и острый, быстрый ум — Вольф парень самодостаточный, самоуверенный и, да, счастливый. Тот редчайший случай, когда человека можно назвать счастливым без всяких оговорок.
Можно было.
В последний месяц что-то стало меняться к худшему.
* * *
— Ты проделал большую работу, — Лейдер подошел к кафедре, и Зверь выпрямился, глядя на него в упор, — хотя, должен признаться, что предположения о внешнем магическом воздействии выглядят несколько… неожиданно.
Зверь склонен был согласиться с наставником. Он сам, занявшись синдромом Деваля, никак не ожидал найти серьезное расхождение данных, между лечением в защищенных и не защищенных от магии помещениях. Это же не одержимость, хорошо уже изученная, и признанная единственным видом психического заболевания (здесь говорили «душевной болезни») доказательно наведенным извне.
Ну, так одержимостью и занимались не психиатры.
А с расхождением в данных тоже было не все просто.
Когда-то больных пытались защитить от магического воздействия. Когда-то! Почти две тысячи лет назад. Пользы от этого оказалось немного, и экранировать помещения от магии перестали, потому что это мешало лечению. Тут ведь без магии ничего не обходится, без нее вообще не живут. Но Зверь — тварь внимательная, памятливая. И страшно любопытная. Он отметил, что в некоторых случаях эффект все же был, хоть его и списывали на погрешность. Он бы, может, тоже списал, если б не любопытство. А так — зацепился. Задумался. И думал до сих пор.
Речь шла не столько о лечении, сколько о редуцировании симптоматики. В этих самых случаях, когда эффект был отмечен, но сочтен несущественным, удавалось снизить проявление клинических симптомов синдрома Деваля. Но в чем разница? Понятно, что в защите от психогенного воздействия, но что это за защита?
Найти ответ на этот вопрос, и станет ясно, с каким воздействием имеешь дело.
— Я пока не настаиваю на своей правоте, — напомнил он.
— Да, — профессор кивнул. — И поговорить я с тобой хотел не об этом. Просто спросить. Мне показалось, ты чем-то встревожен. Вольф, ты, наверное, еще не знаешь всех наших неписаных правил, но клиника Тройни готова оказывать любую возможную поддержку и сотрудникам, и учащимся. Всем. Тем более тебе. Не потому, что за тобой стоят де Фоксы, а потому, что ты сам представляешь ценность. — Лейдер улыбнулся, прищурившись: — даже, не побоюсь этого слова, большую ценность.
Вспышка злости была мгновенной. Ожидаемой — Зверь бесился всегда, когда речь заходила о его ценности, о том, насколько он может быть полезен — но слишком быстрой, чтоб удалось ее погасить.
А Лейдер не испугался, хотя, наверняка, успел разглядеть и ставшие вертикальными зрачки, и изменившийся цвет глаз. Он и не такое видел. Раз и навсегда решил для себя, что Зверь — шефанго, так что теперь его, наверное, и «грау» не проняло бы.
— Если мне понадобится помощь, профессор, — ну вот, блин, даже по голосу слышно, что он злится, — уверяю вас, я не постесняюсь обратиться за ней.
— Ну и славно, — Лейдер ничуть не смутился. — Вольф, пойми меня правильно. Ты взял на себя работу с тяжелыми пациентами. У тебя осаммэш, устойчивая психика, огромная работоспособность, но при этом высокий уровень эмпатии. А последнее в нашей работе необходимо, но очень опасно. Я искренне рад твоим успехам, и не сомневаюсь в твоем благоразумии, но сегодня ты действительно показался мне… встревоженным. Тебе стоило усилий сосредоточиться на теме семинара. И эти картинки… интересный образ.
