— Мит перз… — Зверь сцепил руки за спиной и уставился на доктора исподлобья, — Айтон, кто у нас редактор журнала?
— Морьеро.
— Так с хрена ли твои рассказы в моей почте, а не в его?
— Если тебе понравится, Морьеро их в выпуск поставит, а если нет — не поставит, — Пачосик пожал плечами. — Проще сразу тебе прислать.
— Ну, офигеть. Катись в свой театр.
— Хорошей ночи, — Пачосик прощально взмахнул туфлями и вымелся в коридор.
Двери бесшумно съехались, оставив Зверя наедине с роботом-уборщиком.
— Предлагаю считать, что хотя бы по поводу журнала он дал приемлемый ответ, — пробормотал Зверь.
Робот не возражал. Взлетел с подлокотника и вернулся на пол, искать мусор или воображать, что нашел. Роботы со Зверем вообще никогда не спорили. От людей такого отношения почему-то не хотелось.
Адан Морьеро, главный редактор «Еженедельника клиники Тройни» — название придумал во времена оны сам Роджер Тройни, поэтому никто никогда не сменил бы его ни на какое другое — принял бы одобренные Зверем рассказы не потому, что поддался заблуждению о его неограниченных возможностях. Морьеро, хвала богам, не работал на кафедре духовно-социальной реабилитации, вообще не имел отношения к лечению душевных болезней, и под влияние слухов и суеверий не попал. Просто понравившиеся рассказы Зверь взялся бы проиллюстрировать. А не понравившиеся — не взялся бы. Рассказы же с картинками в праздничном выпуске журнала — совсем не то, что рассказы без картинок.
На непраздничные выпуски это правило тоже распространялось, но в них меньше места отводилось под ерунду, а ерунда состояла, в основном, из заметок о жизни клиники, а не из литературных опусов сотрудников.
Попробовал бы Зверь хоть раз покочевряжиться и отказаться иллюстрировать заметки! Да его б сожгли, даже не задушив перед тем, как развести огонь. Никакая репутация не спасла бы, никакой осаммэш. Внутренние новости, касающиеся только сотрудников и только сотрудникам интересные — это было святое.
А творчество на отвлеченные темы… ну, подумаешь, творчество. Каждое отделение, каждая кафедра, могли похвастаться своими талантами. И хвастались. Но не сравнить же выдуманное из головы с реальными событиями, произошедшими с тобой или людьми, которых ты прекрасно знаешь.
Вольф фон Рауб, и когда же это ты успел стать незаменимым иллюстратором журнала? Три месяца работы разве достаточный срок?
Эльрик сказал, в клинике Тройни считали, что у них должно быть всё лучшее. А поскольку слова с делом здесь не расходились, всё лучшее в лучших же традициях древних диких времен, хваталось и утаскивалось в гнездо, где и присваивалось постепенно или сразу.
Это походило на правду. Самого Зверя никто не хватал и не тащил, в гнездо он, можно сказать, сам залез, но поскольку рисовал действительно лучше многих, Морьеро счел его единственно приемлемым иллюстратором для еженедельника. Теперь всё. Никуда уже не денешься, надо рисовать.
Что ж, относительно очередности рассылки своих опусов, Пачосик и правда дал приемлемый ответ. Не вполне удовлетворительный, но достаточный.
С отношением же… остальных.
Или с восприятием?
Или с их иллюзиями и заблуждениями?
В общем, непросто это было.
В клинике Тройни, действительно, считали, что у них должно быть всё лучшее. Ну, так, у них и было всё лучшее.
И Вольф фон Рауб.
Пустая ординаторская, пустой пульт дежурного, пустая сестринская. А вспомогательного персонала здесь никогда и не было. На Этеру от низкоквалифицированного труда отказались, когда магия стала естественной и необходимой составляющей жизни.
Зверь магом не был. Единственный, наверное, обитатель населенных людьми территорий Этеру, не владеющий магией даже на детсадовском уровне, не способный освоить даже начала телекинеза.
И все-таки вот уже два с половиной месяца по ночам он оставался в отделении один. То есть единственным сотрудником. Еще были роботы, внимательные, заботливые трудяги, они присматривали за пациентами, климатом, состоянием оборудования, даже за тем, все ли в порядке с мебелью. Без них Зверю пришлось бы сложно. Но не в том, что касалось пациентов.
О пациентах он знал все, всегда, каждое мгновение, пока находился на территории клиники. Учитывая, что он тут и жил, и учился, отделение могло пустовать большую часть суток. Индивидуальные и групповые занятия не требовали от врачей постоянного присутствия, но Тройни, позволивший ему (или рекомендовавший?) работать в одиночку, счел, что полностью освободить остальных от рутинных обязанностей, будет перебором.
