«Мой дом – моя крепость» – в эту старую английскую поговорку он вкладывал абсолютно конкретный, буквальный смысл. Как и те десятки людей из службы охраны, что днем и ночью стерегли объект по самым современным стандартам безопасности, с использованием новейших приборов и технологий.
Он не был трусом – отнюдь! – но каждый редкий выезд за пределы крепости сопровождался раздражающим ощущением дискомфорта. Не страха, нет, – ему некого или почти некого было бояться. Именно душевный дискомфорт, неуют исподволь раздражали его даже за тройной броней «мерседеса», в салоне которого было не шумнее, чем в кабинете, и столь же безопасно с учетом гениально продуманной и супернадежной системы охраны и сопровождения.
Он уже привык к своей крепости, как монах-затворник к пещере.
Он был спокоен и счастлив там и только там, в пятнадцатикомнатных апартаментах, где размещался штаб его фронта, где под рукой были бесчисленные телефоны, мониторы с пультами управления, компьютеры и весь обширный набор бытовых предметов от лучших мировых производителей.
Там, в зале коллегий, где проводил он важнейшие встречи с избранными, немногочисленными доверенными людьми из Федерального комитета правопорядка, после чего они по-военному четко и безоговорочно выполняли его указания, часто устные, незадокументированные…
Там, где в проверяемом до абсурдной тщательности кабинете он все же не отдавал, а отчетливо прошептывал свои самые сокровенные, выстраданные приказы и распоряжения, а Пат и Паташон внимали ему со спокойной уверенностью преданных генералов, не проигравших ни одного сражения, не сорвавших ни одной миссии, порученной Хозяином…
Здесь, где в маленьком тайном помещении за узкой, замаскированной книжным стеллажом дверью, куда войти мог только он, в непреодолимом даже для матерого «медвежатника» сейфе сложены были заветные предметы и бумаги, а на стене, подсвеченный мягкими лучами двух старомодных бра, висел портрет. Святой портрет того единственного человека, ради которого он к сорока семи годам совершил невообразимое восхождение к высшей власти…
Он ждал с докладом Пата и Паташона. Минута в минуту мягкий сигнал селектора и слегка переливающаяся подсветка аппарата дали понять, что оба в приемной. Он нажал кнопку видеоконтроля и поглядел на своих мальчиков, мирно сидящих в креслах напротив секретарского стола, за которым располагалась черная Дора.
Сегодня брюнетка Дора. Завтра блондинка Нора. Пятница, суббота. В воскресенье в его спальне эти восхитительные лесбиянки, отнюдь не безразличные к мужскому изощренному участию в их экстатических оргиях, подарят ему то единственное, на что он позволял себе отвлечься от дела. Обе женщины обитали в крепости в двух небольших смежных комнатах, в жесткой информационной изоляции, в добровольном плену спецслужбы, сулившей им через год безбедную и праздную жизнь в благополучной загранице под чужими именами, под надежной легендой, на условиях строгой омерты – о подлинном прошлом ни слова никому и никогда.
Через год они, конечно, туда переместятся. Но бедняжки не ведают, что эта граница отделяет мир живых от мира мертвых. Жаль. Особенно Нору. Помимо отведенной ей субботы эта белая сексуальная бестия иногда задерживалась у него одна и по воскресеньям. Он прогонял Дору, а Нора ложилась близко-близко, губами приникала к самому уху и шептала… И он чувствовал, что она любит его всерьез, надрывно, бескорыстно. Любит и ревнует к Доре, к которой у нее вожделение и не более чем вожделение.
Но и Нора уйдет туда… Это принцип. В конечном счете, зачищаются все, тем более небеспристрастные люди, вовлеченные в его тайную жизнь как исполнители.
Он отбросил неприятные мысли, натренированным скачком воображения представив их обеих в спальне в одном из волнующих его телесных переплетений. С предвкушением расставаться не хотелось, но палец сам потянулся к синей кнопке, и в приемной раздался мелодичный переливистый сигнал – дверь разблокирована. Пат и Паташон вошли и расположились возле стола в жестковатых кабинетных креслах, не позволяющих телу комфортно расслабиться. Кресла побуждали к активному восприятию всего, что говорит или на что намекает Хозяин.
