Генри вернулся к окну, надеясь видами по ту сторону канала перебить тяжелое настроение. Но скоро ему наскучила знакомая картина. Все ужасное патологически тянет к себе, и этот мрачный предмет на полу не отпускал его.
Все равно, во сне или наяву, — как вынесла Агнес такое зрелище? С этой мыслью он что-то увидел на полу рядом с головой. Вглядевшись, он понял, что это золотая пластинка с тремя зубами: очевидно, протез выпал, когда управляющий уронил голову на пол.
Он сразу понял и важность находки, и необходимость помалкивать о ней пока. Если вообще мыслимо опознать эти чудовищные останки — то вот она, такая возможность, вот он, немой свидетель преступления! Когда все средства будут испытаны напрасно, эти зубы могут оказаться решающей уликой, и он положил протез в карман.
Он снова вернулся к окну, одиночество стало угнетать его. Тут в дверь тихо постучали. Он медлил открывать. Вдруг это не управляющий? Он окликнул:
— Кто там?
И услышал голос Агнес:
— Ты мне ничего не скажешь, Генри?
У него перехватило горло.
— Пока нет, — сказал он в замешательстве. — Прости, что я не впускаю тебя. Я потом все расскажу.
Милый голос жалобно просил из-за двери:
— Не оставляй меня одну, Генри. Я не могу спуститься к нашим счастливцам.
Как не поддаться на такую мольбу? Он слышал ее вздох, слышал, как, шелестя платьем, она в отчаянии отошла от двери. И он сделал то, что минуту назад считал для себя невозможным: вышел к ней в коридор. Услышав его, она обернулась и уставила дрожащий палец на затворенную дверь.
— Там очень страшно? — тихо спросила она.
Он успокаивающе положил ей руку на талию. Когда он заглянул в ее вопрошающие и одновременно страшащиеся его ответа глаза, ему пришла в голову одна мысль.
— Ты узнаешь, что я там обнаружил, — сказал он, — если наденешь шляпу и плащ и выйдешь со мной.
Это условие удивило ее.
— А зачем нам выходить? — спросила она.
На это он мог ответить не таясь.
— В первую очередь, — сказал он, — я хочу рассеять свои и твои сомнения в обстоятельствах смерти Монтбарри. Я хочу пойти с тобой к врачу, который пользовал его, и консулу, который был на его погребении.
Она устремила на него благодарные глаза.
— Ты так хорошо меня понимаешь! — сказала она.
На лестнице им встретился управляющий. Генри отдал ему ключ от комнаты и велел служителю кликнуть гондольера.
— Вы уходите? — спросил управляющий.
— Если я понадоблюсь властям, — шепнул Генри, указывая на ключ, — я буду через час.
День клонился к вечеру. Лорд Монтбарри и молодые супруги с гостями отправились в оперу. Сказавшись усталой, Агнес осталась в отеле. Генри Уэствик из приличия тоже пошел с друзьями в театр, однако улизнул после первого действия и вернулся к Агнес в гостиную.
— Ты думала над тем, что я тебе сказал днем? — спросил он, садясь на стул рядом. — Согласись, что относительно страшного подозрения, мучившего нас обоих, теперь можно успокоиться.
Агнес грустно покачала головой:
— Если бы так, Генри! Если бы я могла честно сказать, что у меня отлегло на душе.
Такое начало у многих мужчин отобьет желание продолжать разговор. Терпение же Генри, когда дело касалось Агнес, было неистощимо.
— Если ты переберешь события дня, — сказал он, — ты не станешь отрицать, что мы кое-чего добились. Ты вспомни, как рассеял наши сомнения доктор Бруно: «После тридцати лет практики могу я, по-вашему, не распознать, что смерть наступила от бронхита?» Вот уж действительно вопрос, не требующий ответа. Или свидетельство консула — разве в нем было что-нибудь сомнительное? Узнав о смерти лорда Монтбарри, он предложил располагать им; он был в палаццо, когда прибыл гроб, и собственными глазами видел, как укладывали тело и завинчивали крышку. Свидетельство священника также не вызывает сомнений. Он не отходил от гроба, читал отходную, пока покойный был в доме. Зная все это, как ты можешь отрицать, что смерть и погребение Монтбарри уже не таят загадок? Осталась лишь одна неясность: принадлежат ли найденные останки пропавшему курьеру? Или это не он? В этом все дело. Я понятно выразил свою мысль?
С этим она не стала спорить.