— Мы еще увидимся? — спросила она, протягивая ему на прощание руку. — О пьесе, я считаю, мы договорились?
Фрэнсис вспомнил вечернее происшествие в перенумерованной комнате.
— С моим пребыванием в Венеции все неопределенно, — ответил он. — Если вы еще что-то имеете сказать об этой вашей театральной затее, то лучше сделать это сейчас. Вы остановились на каком-нибудь сюжете? Я лучше вас знаю английскую публику, и, если ваш сюжет не годится, я мог бы сберечь вам и время, и силы.
— Когда я пишу, мне неважно, о чем я пишу, — не задумываясь, ответила она. — Если у вас есть свой сюжет — милости просим. Я отвечаю за характеры и диалоги.
— Вы отвечаете за характеры и диалоги! — повторил Фрэнсис. — Смело сказано для начинающего автора. Интересно, поколеблется ли ваша самонадеянность, предложи я вам рискованный сюжет, какой только возможен на театральных подмостках? Не желаете ли, графиня, потягаться с Шекспиром и испытать себя в драме с призраком? При этом — доподлинный случай, события происходят в этом самом городе и прямо касаются нас с вами.
Схватив его за руку, она потянула его из-под людной колоннады на пустынную площадь.
— Говорите! — приказала она. — Здесь нас не слышат. Каким образом это касается меня?
Она нетерпеливо встряхнула его, ожидая признания. Он был в нерешительности. Пока его забавляла ее неискушенная вера в свои силы, он отчасти валял дурака. Теперь он видел всю серьезность ее намерений, и ему было не до шуток. Ведь она знала все, чем жило старое палаццо до своего преображения в отель, и, вполне возможно, предложит хоть какое-то объяснение случившемуся с его братом и сестрой, да и с ним тоже. А нет — так, может, проговорится о чем-то своем, личном? И опытный драматург с ее подсказки сделает пьесу. У него была одна забота в жизни: благополучие его театра. «Может, сами „Корсиканские братья“[37] идут мне в руки, — думал он. — Этакая новинка соберет мне десять тысяч фунтов, не меньше!»
С этими мыслями (а не будь он беззаветно предан своему делу — плохой он тогда антрепренер) Фрэнсис, не мучаясь больше сомнениями, рассказал, какие испытания выпали ему в этом окаянном отеле и что пережили его близкие. Он не упустил сказать и про темную горничную миссис Норбери с ее суеверным ужасом.
— Грустная история, если задуматься, — заметил он. — Но есть драматическое зерно в самой мысли, что призрак дает о себе знать близким родственникам, когда те по очереди оказываются в роковой комнате, и что кому-то одному выходец с того света объявится и поведает страшную тайну. Вот вам, графиня, и материал для пьесы — первоклассный материал!
Он умолк. Она не двигалась и молчала. Наклонившись, он заглянул ей в лицо.
Попытайся он специально привести ее в такое состояние, он и тогда бы настолько не преуспел. Перед ним стоял каменный истукан — как тогда, перед Агнес, давший наконец ясный ответ о Феррари. Пустой, остановившийся взгляд, помертвелое лицо. Фрэнсис взял ее за руку — холодную, как камни, на которых они стояли. Он спросил, не дурно ли ей.
Она была недвижна. С таким же успехом он мог толковать с мертвецом.
— Не достанет же у вас глупости, — сказал он, — принять всерьез, что я вам тут наговорил!
Тут у нее дрогнули губы. Похоже, она что-то пыталась сказать ему.
— Громче, — попросил он. — Я не слышу.
Она с трудом приходила в чувство. Чуть прояснился тусклый, стылый взгляд. Наконец он ее услышал.
— Нет, о том свете я не думала, — глухо, как во сне, выговорила она.
Мыслями она вернулась к памятному разговору с Агнес; она припомнила сорвавшееся признание, неотвратимость новой встречи. Ничего не ведавший Фрэнсис только растерянно взирал на нее. С отсутствующим видом, смутно глядя на него, она глухим, ничего не выражающим голосом перебирала свои мысли:
— Я сказала, что в следующий раз нас сведет какой-нибудь пустячный случай. Но нет, не пустячный случай сведет нас. Сказала, что могу оказаться тем человеком, кто расскажет ей, что сталось с Феррари, — если она вынудит меня к этому. А не другая ли это будет сила? Не он ли вынудит меня рассказать? И когда она увидит его, увижу ли я его тоже?
