Опустив голову и сложив на груди руки, та сидела в темном углу.
— Да, — досадливым голосом предупредила она его вопрос, — я решила, что будет лучше не ждать вас, а поспешить сюда, пока номер никому не сдали.
— Вы надолго его сняли? — спросил Фрэнсис.
— Вы сказали, что мисс Локвуд будет здесь через неделю. На неделю и сняла.
— При чем тут мисс Локвуд?
— При том, что она должна переночевать в этой комнате. Я уступлю ей комнату, когда она приедет.
Фрэнсис начал уяснять себе суеверную подоплеку ее намерений.
— Неужто вы, образованная женщина, думаете заодно с горничной моей сестры! — вскричал он. — Да и будь оно серьезно, ваше нелепое суеверие, вы неправильно беретесь доказать его истинность. Уж если ничего не видели ни я, ни мой брат и сестра, то почему вместо нас что-то обнаружит Агнес Локвуд? Она дальняя родственница нам, Монтбарри. Всего-навсего кузина.
— Она была ближе вас всех сердцу ушедшего Монтбарри, — твердо сказала графиня. — До своего последнего часа мой жалкий супруг раскаивался, что оставил ее. Она, конечно, увидит то, что вам не дано было видеть, и посему этой комнаты ей не миновать.
Фрэнсис терялся в догадках, какие причины движут ею.
— Не понимаю, вам-то какой интерес ставить этот небывалый опыт?
— По мне лучше бы его не ставить. По мне лучше бежать из Венеции и больше никогда не видеть ни Агнес Локвуд, ни кого-либо из вашего семейства.
— Что же вам мешает это сделать?
Она взвилась с кресла и дико глянула на него.
— А вот это я знаю не лучше вас, — выдохнула она. — Какой-то силой, превозмогающей мою волю, я увлекаюсь к гибели. — Она упала в кресло и движением руки велела ему уйти. — Оставьте меня с моими мыслями.
Фрэнсис оставил ее, теперь уже окончательно убежденный в том, что она не в своем уме. Днем он ее больше не видел. Ночь, насколько он мог знать, прошла спокойно. На завтрак он пошел рано, решив подождать в ресторане, когда появится графиня. Как и накануне, хмурая, вялая и замкнутая, она вошла и чуть слышным голосом заказала себе завтрак. Он поспешил к ее столику и спросил, как прошла ночь.
— Никак, — ответила она.
— Вы спали, как обычно?
— Совершенно верно. Вы не получали сегодня писем? Не узнали, когда она приезжает?
— Не получал. Вы в самом деле хотите остаться здесь? Сегодняшняя ночь не переубедила вас в том, что вы вчера говорили мне?
— Ни в малейшей степени.
Когда она спрашивала об Агнес, ее лицо оживилось каким-то лучиком, сразу погасшим, когда он ответил. В том, как она глядела на него, говорила, ела, выражалось безучастное смирение женщины, утратившей надежды, интересы — все утратившей! — и способной лишь передвигаться и удовлетворять естественные потребности.
Как это вменено в обязанность всем приезжающим, Фрэнсис отправился посетить гробницы Тициана и Тинторетто. За эти несколько часов в отель пришло письмо на его имя. Писал брат Генри, настоятельно советуя немедля возвращаться в Милан. Только что вернувшийся из Венеции владелец парижского театра пытался более высоким жалованьем переманить уже нанятую Фрэнсисом известную танцовщицу.
Выложив эту поразительную новость. Генри сообщил далее, что лорд и леди Монтбарри с Агнес и детьми приезжают в Венецию через три дня. «Они ничего не знают о наших злоключениях в отеле, — писал Генри, — и телеграфировали управляющему, какие им нужны условия. Будет глупостью и суеверием, если мы их предупредим и отпугнем дам и девочек от лучшего отеля в Венеции. Нас много на этот раз — что нам призраки! Я, разумеется, их встречу и еще раз попытаю удачу в этом, как ты его называешь, „отеле с привидениями“. Артур Барвилл с женой тоже скоро приедут. Они сейчас в Тренто; обе родственницы нашей новобрачной согласились ехать с ними дальше, до Венеции».
Возмущенный поведением парижского коллеги, Фрэнсис собрался в тот же день ехать в Милан.
Уходя из отеля, он спросил управляющего, пришла ли телеграмма от брата. Оказалось, пришла, и, к изумлению Фрэнсиса, даже номера были оставлены.
— Я полагал, что никого из нашей семьи вы уже не пустите на порог, — ядовито сказал он.
В том же тоне (но и в меру уважительно) управляющий ответил:
