Из алтаря выскочил эконом отец Дамиан и укоризненно запричитал:
– Потише, пожалуйста, батюшка, служба же идёт!
– Куда вы дели четверодневного Лазаря?! – буйствовал старик, не снижая
тона. – Стоит мне отлучиться на неделю, как вы – в беззакония впадать!
Глаза у отца Дамиана забéгали и он нервно зашептал:
– Это всё отец настоятель! Я его предупреждал! А он только улыбается!
– Я спрашиваю, где он? – сурово вопросил отец Симон.
– Как где, в келье у себя…
Отец Симон вылетел из храма, гневно тряся бородой, и уже тут
расхохотался.
* * *
Послушник Владимир смиренно сложил руки на коленях и упрямо сказал:
– Пусть думают, что я умер.
– А мать? – укорил его творческий продюсер.
– Пимен Великий к матери даже не вышел…
– Но ты же не Пимен и не великий!
– А он тоже тогда не был великим, а был обычным послушником!
– У тебя же чудесные песни! Подростки слушают, получают первое понятие
о Боге…
– Дерьмо весь этот рок и вся наша тусовка. А песни только ваши хорошие.
– Ты – отличный музыкант. Когда становишься воином Христовым, надо продолжать
делать то, что ты лучше всего умеешь, оставаться в своём качестве. Вот Костя
Кинчев продолжил играть после того, как уверовал, и все лучшие песни написал
уже во Христе. Стал духовным лидером своей группы. И ты станешь.
– А вы почему не остались в своём качестве, а ушли в монахи?
– Понимаешь, дело в том, что когда я осознал себя христианином, я уже
был послушником. Так что очень даже остался в своём качестве.
– Я курю, пью, матерюсь. Каюсь на исповеди, а перестать не могу. Только
обеты избавят меня от моих грехов… Я хочу всего себя посвятить Христу, как
Алёша Карамазов!
– Ты так думаешь? Христа можно любить где угодно. И подвиг верующего
мирянина ничуть не меньше монашеского, а может, даже и больше. Кстати, тому же
Алёше пришлось вернуться в мир… А по поводу курения и матерщины… Это со
временем отпадёт само собой. Если ты по уши влюблён в девушку, станешь засматриваться
на других женщин? Нет. И если душа по уши влюбится в Христа, она не захочет
больше пить, курить и материться… Словом, чтоб завтра был на концерте! Это я
тебе как продюсер говорю!
* * *
– Отец Симон, я хотел узнать… – начал отец Дамиан.
– Да, мой дорогой?
– Почему панки? Почему рокеры? Почему не барды, например, какие-нибудь,
не шансонье?
– Понимаешь, барды у нас слишком праведные. Аж тошнит от их праведности!
Жизнь их замучила совсем, злая судьба несправедливая. Да и, пожалуй, слишком
умные по-мирски, Бог им не нужен. Христос пришёл ведь к грешникам и простым
рыбакам, значит к панк-рокерам. Ребята Бога искренне ищут, они открыты
Благовестию. Слушает их молодёжь, а не старпёры закосневшие… Ну, это я так, в
общем. Бардов я тоже люблю. Вообще-то на человека каждый раз надо смотреть…
– Не знаю, можно ли так сказать… Но заразиться… оскверниться… Наверное,
не очень уместные слова… Мы же всё-таки монахи…
Отец Симон громко засмеялся, прослезился от смеха и даже как будто схватился
за живот. (Он говорил, что много лет страдает грыжами.)
– Чем же от них заразишься? – сказал он сквозь слёзы. – Скорее они от
нас с тобой заразятся! Честолюбием и самомнением! Мы же с тобой – избранные, мы
же на всех смотрим свысока! Мы же законники, фарисеи! Ребята-то гораздо чище
нас! Видел бы ты их в натуральной среде – смиреннейшие существа! Мне одна
девица рассказывала, с которой наш гитарист раньше встречался, что бедняга не
знал куда от стыда глаза девать, когда она его раздевала!
Тут у отца Симона начался новый приступ смеха, сильнее прежнего, и он
сделал что-то совсем для старца не подобающее – завалился в пыль и задрыгал
ногами, корчась от боли в животе. Эконом поспешил оставить несчастного
подвижника, чтобы не подумал кто чего.
* * *
Выступление уже подходило к концу, когда в середине зала, как по
волшебству, появился Симон Петрович в своём неизменном элегантном костюме.
Володька его углядел и заорал в микрофон перед очередной песней:
– Следующую композицию мы посвящаем нашему любимому продюсеру,
благодаря которому я вернулся с того света!
Сгрудившиеся у сцены фанаты возликовали.
Автором песни был сам
Володька, а слова – следующего содержания:
