Обкурившись и
обпившись как-то раз,
В монастырь
панк постучал.
На башке
пригладил ирокез
И игумену
сказал:
Припев.
«Постриги
меня в монахи,
Мы с тобою
будем панковать.
Этот мир пошлём
мы на фиг,
Чтобы Богу
пару слов сказать!»
«Постриги
меня в монахи! –
Третий час
безумный панк кричал. –
Этот мир
пошлём мы на фиг!»
Но его никто
не постригал.
Оглядел его
игумен с ног до головы
И сказал: «Ну
что тут стричь?
Поживи у нас
послушником пока,
Чтобы
зрелости достичь!»
Припев.
«Постриги
меня в монахи,
Мы с тобою
будем воевать –
Надерём мы
ж…у бесам,
Чтобы Богу
пару слов сказать!»
«Постриги
меня в монахи! –
Пятый год
безумный панк кричал. –
Этот мир
пошлём мы на фиг!»
Но его никто
не постригал.
Наконец он
был пострижен после стольких лет,
Ирокез закрыл
клобук.
За весь мир
молиться начал панк:
«Избави нас
от вечных мук!»
Но
многолетнему обычью своему
Наш монах не
изменял
И, запершись
в келье у себя,
Диким голосом
кричал:
Припев.
«Постригите
меня в схиму[3],
И мы с вами
будем воевать.
Быть хочу,
как серафим, я,
Чтобы Богу
пару слов сказать!»
«Постригите
меня в схиму! –
Тридцать лет
монах кричал. –
Быть хочу я
серафимом!»
Но его никто
не постригал.
После концерта вместе с отцом Симоном поехали на дачу к Серёге.
* * *
– Что же вы скрывали от нас, что живёте в монастыре? – ласково укорял
старца правдолюбивый Вадик.
– А я разве скрывал? – удивился отец Симон. – А если и скрывал, какая
разница, где человек живёт?
– Но ведь вы же этот… подвижник, что ли?
– Намекаешь, что я подвинутый слегка? Ну и что? Кто сейчас не
подвижник? Вот и Володя тоже подвижник.
Володя как раз входил в каминный зал, пряча в карман молитвослов.
– Ты иди, погуляй лучше! – сказал ему старец. – Мне с ребятами кое о
чём поговорить надо. А ты и так уже это знаешь. Андрюху гони сюда! Возьми
пакетик и фонарик, на входе в лес большая берёза растёт, под ней десяток белых.
Сам видел.
Когда Володя вышел на улицу, а остальные четверо собрались за столом,
на продюсера посыпались вопросы.
– Зачем же вы сказали, что он умер? – возмущался Андрюха.
– Это не я, а ты сказал! Я сказал, что он скоро вернётся! –
отбрёхивался старец.
– Ну да, не говорили! Даже заплакали!
– Так я от радости плакал, что он наконец дозрел!
– Вы же его обратно дёрнули! – изумился Сергей.
– Да я не про монастырь! У него начался покаянный кризис. Надоело
купаться в самодовольстве, устал от себя самого. Вы уж мне поверьте, он каждое
утро просыпается с мыслью: «Я – дерьмо собачье, и больше ничего!» Когда
человека так колбасит, он может что угодно выкинуть. Хорошо, что в мой
монастырь прибежал, а то ищи его потом по всей Сибири! Теперь он станет
настоящим лидером группы, то есть вашим. И вы никуда не денетесь, голубчики!
Будете слушать его почти во всём!
– Он курит, пьёт, матерится! – подал голос ударник Валера.
– А некоторые и в известное заведение заходят. – Старец пристально
посмотрел ударнику в глаза. – Ударяют, так сказать, на производстве. Я и сам
туда недавно заходил, видел Свету, Аню…
Валерка не выдержал и убежал на второй этаж.
– Побеседовал с ними, – как ни в чём не бывало продолжил отец Симон. –
Хорошие девушки. Тяжело им будет из замкнутого круга вырваться, но думаю, Бог
поможет… А курение – это разве грех? Дурацкая привычка, и всё. Святитель Николай
Японский почти всю жизнь курил… Пить – я и сам пью. Иногда голова раскалывается,
проклинаю всё на свете, а кагорчика стакан тяпну, сразу о Боге вспомню.
Злоупотреблять не надо, дураку понятно, но со временем наýчитесь себя
контролировать. Главное, чтоб у человека в жизни стержень был, на который всё
нанизывается. Вот Володя такой стержень обрёл, и вы найдёте.
– Вы ещё про матерщину не сказали, Симон Петрович, – заметил Сергей, который
слушал очень внимательно.
– Да сто раз говорил! Ругаться матом плохо, а употреблять
матерные слова можно. Василий Блаженный, например, употреблял. Неужели не
чувствуете разницу? Ругаются сумасшедшие, алкоголики, зачем им уподобляться? У
них нет контроля за собой, за своей речью. Если примешь решение никогда больше
не материться, постарайся исполнить. А если решишь использовать мат в
определённых случаях, разработаешь стратегию его применения, то так и поступай.
Мы должны управлять окружающим миром, а не мир нами. Иначе, чем мы будем
отличаться от животных? Есть два типа вещей: есть вещи откровенно греховные
(например, блуд), хотя и тут бывают исключения, а есть вещи ни хорошие, ни
плохие сами по себе. А вот ничего самого по себе хорошего в принципе не бывает.
Так вот, использовать мат, молиться, давать милостыню или, к примеру, носить
мини-юбку – не хорошо и не плохо. Хорошо это будет или плохо зависит от того,
как и когда ты это делаешь. Если ты обзываешь матом сам себя в порыве
самоосуждения – это хорошо (желательно только, чтоб дети не слышали). Если
молишься о гибели своего врага – это плохо. Если даёшь милостыню из гордости,
тоже плохо. А по поводу мини-юбки… – Старец посмотрел на Вадима, который
постоянно ссорился с женой. – Если женщина надевает её, чтоб понравиться чужим
мужьям – это плохо. А если хочет понравиться своему – очень даже хорошо.
