Спустившись на перекресток дорог с нашей армейской регулировщицей в центре, мы увидели, что некоторые шофера заходят во двор, где был колодец с насосом, и заливают воду в радиаторы машин, но некоторые забегали и в домик. Зашли туда и мы. В двух комнатах лежали на кроватях по молодке. Переводчик, старший лейтенант, поинтересовался: не больны ли они? Они ответили, что еще не знают, так как последние кавалеры, седьмые по счету, только полчаса как справили с ними в постели свою «нужду». Мне перевод не потребовался, так как я догадался о разговоре без переводчика. Мы вышли, и попутной машиной через 20 минут были в центре Вены у самой ратуши. Центр разрушений не имел, но следы произвола и грабежей были налицо в каждом магазине и киоске.
Мы зашли в армейский магазин. Это было красивое помещение с лепниной и росписью потолка и стен. Огромные витрины были просто «раскурочены». Под ногами была масса погон, аксельбантов, пуговиц, фуражек и кобур всяких размеров. Мой напарник презентовал мне ранее пистолет «Вальтер» с патронами, и я подобрал к нему кобуру. Ну и, конечно, везде было «заминировано» человеческими испражнениями. Но что нас особенно поразило, так это прилепленный к потолку у самой хрустальной люстры человеческий кал. Мой напарник долго думал, как это можно было практически осуществить, и мы догадались: все было сделано на поднос и ловким взмахом прилеплено у богатейшей люстры. Право же, такое нарочно не придумаешь. Но я могу дать клятву, что видел это своими глазами. И так мстили наши воины за все прегрешения оккупантов на нашей земле.
Уже на следующий день за мной приехал «купец». Это был майор, начальник отделения по изучению и использованию опыта войны оперативного отдела штаба 46-й армии. Фамилию его, за небольшой срок службы у него, я уже забыл. Знаю, что она была с окончанием на «ко», то есть украинская. Он уже ознакомился с моей характеристикой по личному делу и должен был лицезреть меня в натуральном виде. Ему нужен был второй помощник для ведения журнала боевых действий армии и отчетной карты. Другой капитан собирал сводки обобщенного фронтового опыта с корпусов и делал сводные для армии и для отправки в штаб фронта и Генеральный штаб. Также, как и я, отправлял свои ежемесячные журналы боевых действий с отчетными картами в те самые адреса, оставляя в делах отдела третий экземпляр.
Я быстро вошел в курс моих обязанностей и начал подгонять дела за два истекших месяца. Если не было капитана, то почему сам майор не делал этого? Видимо, к концу войны начались разброд и шатание даже в крупных штабах. Кроме документов нашего отдела, я почти всегда пользовался сводками разведывательного отдела, донесениями штаба артиллерии и других штабов родов войск, в том числе и танковых. Особенно хорошо у меня получались отчетные карты.
Писал я в рабочих тетрадях, после диктовал сводки закрепленной за нами машинистке по имени Мария Михайловна. Она была старше меня лет на пять, сожительствовала с одним из подполковников, начальником направления на один из корпусов. Размещалось наше отделение в одном из домиков в окрестностях Вены, где было четыре комнаты: нам, офицерам, чертежнику и машинистке. В первый же день моей диктовки Мария рассказала решительно все о себе и выпытала не меньше и у меня, так как ей необходим был перекур через каждый час. Она своими словами строчила так же, как и пальцами по клавиатуре.
Прежде всего, она спросила меня, сколько посылок я выслал своим родным. Я ей ответил, что еще не имею ни своих рублей, ни австрийских шиллингов, ни чешских крон, ни мадьярских пенго. После обеда она принесла мне один талон на отправку посылки, причитающийся мне, и один свой, и оккупационных денег на покупку материала и его пересылку, и даже две сумки из ткани в качестве упаковочного материала. Окончив работу, мы пошли в штабной магазин «Военторга» и закупили много всяких тканей, в основном ситца и сатина. Быстро упаковали их, зашили, я надписал адреса, заполнил бланки переводов и в тот же день их отправили. Я был поражен активностью и умением Марии. Это мы успели отправить за апрель, а предстояло еще использовать и майскую отправку, а это уже кое-что значило для моих сестер на «выданье» в такое тяжелое время.
