Театральные залы плохо отапливались. И я был необычайно признателен матери за то, что она пошила мне «душегрейку» из довоенной моей сорочки с подкладом не обычной ваты, а шерсти чистого мериноса. Эта безрукавка надевалась под гимнастерку из британского бостона, и я выглядел в ней вполне презентабельно потому суровому времени. Тем более что на ней красовались два ордена и оба «не за выслугу летов», какие начали распознавать даже девицы на выданье.
Но мое казачье происхождение и деревенский общеобразовательный «колледж» давили меня к земле во время знакомств с женщинами, несмотря на то, что я много перечитал книг перед войной. Именно на театральных спектаклях я сделал первые шаги в другой, неведомый для меня мир, но это было еще только робкое начало познания.
Но вот дошла очередь и до нас. На утренних построениях полка сообщалось, кому необходимо явиться в ГУК на собеседование. В основном решался один вопрос: на какой из фронтов желает претендент ехать. Я назвал свой 2-й Украинский. Просьба была удовлетворена, и 30 марта мы с Павлом Назаровым и старшиной группы получили на руки направления и свои первые личные дела в опечатанном виде. С ними явились в общежитие. Многие тут же вскрывали конверты и перечитывали первые свои аттестации за время учебы. Приведу свою аттестацию, дословно выписанную из личного дела, хранящегося в Волгоградском объединенном районном военном комиссариате Москвы.
«Аттестация с мая 1944 по январь 1945 года на слушателя курсов «Выстрел» капитана Лебединцева Александра Захаровича. Волевыми качествами обладает, развитие хорошее, дисциплинирован, исполнительный. Прибыл с должности ПНШ-1 полка. Боевой опыт и практические знания уставов в практической работе применять умеет. Оценку обстановки делает грамотно и четко, умеет ее изложить. Решения принимает быстро и определенно. Тактику маневрирования в решениях применяет. Организацию взаимодействия в бою применяет умело. Физически здоров. Занятия проводить умеет. Имеет склонность к штабной работе. Использовать на должности начальника штаба стрелкового полка. Подпись: майор Купреев(тактический руководитель учебного отделения).
Растущий офицер. Вполне соответствует должности начальника штаба стрелкового полка. Начальник курса полковник Титов. 20.11.1944 года.
Можно назначить начальником штаба стрелкового полка. Начальник курсов «Выстрел» генерал-лейтенант Смирнов».
Примерно такого же содержания была характеристика и на Павла. Я проявил находчивость при вскрытии личного дела: сначала отделил сургучную печать, потом вращением карандаша открыл осторожно без повреждений клапан конверта. После ознакомления запечатал клеем и им же приклеил и саму печать, которая в пути следования на фронт все равно сломалась.
Старшина нашей группы, майор, фамилию которого забыл, был вполне лояльным человеком по отношению к нам, слушателям. Но перед преподавателями имел склонность к подхалимажу и угодничеству. Нас из группы было человек десять в одной комнате, и все настояли, чтобы он тоже вскрыл свой пакет. Майор отказался, но у него конверт просто выдернули и поручили мне вскрыть и потом заклеить. Я вскрыл, и Павел начал читать. Все было почти как у всех, только в самом конце стояла приписка: «Склонен к угодничеству». Павел в поспешности прочитал и эту фразу. Всем стало неудобно, не говоря о самом хозяине такой характеристики. Это был единственный в моей жизни случай, чтобы такую черту характера отметили в аттестации, хотя таких угодников было немало в жизни. Я заклеил конверт. Скорее всего, майор не вручил при назначении свое личное дело, и только.
Направления у нас были в разные армии. Я получил в 46-ю армию, которой командовал наш бывший командир корпуса генерал-лейтенант Петрушевский А. В. На мосту реки Дунай в Братиславе мы с Павлом распрощались навсегда: он поехал южным, а я северным берегом — дальше на запад в свои армии.
Армии тоже имели свой резерв офицерского состава, куда я и был зачислен всего на несколько дней. В первый же день мне поручили проводить занятия с командирами стрелковых рот по тактической подготовке. На следующий день я имел отгул и с переводчиком немецкого языка, с которым мы проживали у одной австрийки в поселке Обер-зибен-Брун, решили поехать в недавно взятую с незначительными боями столицу Австрии Вену. Попутных машин было много, и мы доехали до пригородного поселка Флорисдорф. Какой-то старшина сказал, что в ближайших виноградниках есть много бункеров с виноградным вином в бочках. Мы пошли на разведку. В самом деле, во всех оврагах были вырыты подземные бункеры — хранилища бочек с вином. В полуотвесной стене оврага делалась горизонтальная штольня по размеру двери, а далее проходка значительно расширялась на два ряда больших дубовых бочек, которые тут же и собирались, так как не могли быть занесены в готовом виде. Никакого бетона или другого крепежного материала не требовалось, так как глинистый грунт надежно удерживал своды этого огромного подземелья. Все краны были открытыми, ибо все вино было слито до нашего прихода. Только в одной из бочек старшина через верхнее заливочное отверстие смог начерпать кувшин вина, которое мы тут же распили. Старшина был бывалым, «три державы покорившим», он рассказал нам о боях тех последи их дней войны. К примеру, о том, что боевые действия на немецкой земле сочетались с грабежами мелких вещей и ценностей и изнасилованием немок. Солдат не мог прихватить ни антикварную мебель, ни картины и ковры, ни даже кухонные печки, которые везли на машинах генералы. Многие не могли уже четвертый год терпеть лишения разлуки с женой или просто с женщиной. Поверженные сами понимали это и в большинстве случаев не оказывали сопротивления, в чем мы сами убедились уже через час.
