Однако… вернёмся к нашим баранам, то бишь — к концепции многовитковой ракушки!
У меня предчувствие: в многовитковости заложен огромный потенциал и глубокий смысл! По сути своей — символ плюрализма! Короче, я хотел бы посмотреть эту игру.
Здесь в кабинете у меня ещё нет компьютера — новый кабинет, не успели поставить…
Зато множество их стоит в нашем компьютерном центре при ирие, на четвёртом этаже.
Пойдём…» Седой партийный босс, ласково глянув на Моти, поднялся, приглашая следовать за собой.
* * *
Прошло несколько лет. У Моти и его жены, маленькой, сероглазой толстушки Рути, уже было трое детей. Кроме пятилетних близнецов, толстеньких добродушных шалунов Галя и Гая, — ещё двухлетняя Ширли, черноглазая, смуглая, очень похожая на Моти, а ещё больше на его мать, бабушку Дину, и младшего брата Эреза.
Семья недавно переехала в новенький уютный двухэтажный коттедж, расположенный в престижном микрорайоне Эрания-Далет, который по настоянию Мезимотеса был построен специально для работников престижной фирмы компьютерных развивающих игр (которой Миней Мезимотес лично дал название «Лулиания»), превратившийся со временем в своеобразный символ эранийских элитариев.
Часто на weekend семья выбиралась в Парк, который расширялся и становился всё краше, на глазах превращаясь в нечто, напоминающее огромную красочную морскую ракушку. Моти не раз с гордостью говорил Рути, что таким живописным построением Парка эранийцы обязаны ему, но главное — организационному гению Минея Мезимотеса, чей приоритет он ни в коем случае не пытается оспаривать. Прогулки с семьёй по Парку зачастую пробуждали у Моти новые фантазии и идеи по поводу какой-нибудь новой игры. И тогда он просиживал всю ночь за компьютером, а наутро, придя на работу, тут же звонил Мезимотесу и просил о встрече.
* * *
Вот одна из характерных встреч…
Босс процветающей эранийской фирмы «Лулиания» Миней Мезимотес сидит в своём кабинете, напротив него — Моти Блох. Это уже не тот худенький, подвижный молодой человек, который когда-то с отчаянной и робкой настойчивостью добивался приёма у известного партийного и профсоюзного деятеля Эрании. В густой шапке чёрных волос появились серебряные нити, чёрные глаза начала окружать сеточка морщин, придававших лицу несколько усталый и рассеянный вид. Он подозревал, что рядом со своей низенькой, располневшей за последние годы женой он выглядит немного ребячливым, худеньким и щуплым, чем хотелось бы. Должность ведущего специалиста престижной фирмы обязывала к определённой внешней солидности, и он старался убедить себя, что на работе, среди коллег он действительно выглядит соответственно занимаемой должности. Даже характерная рассеянность, свойственная многим слишком увлечённым людям, хотелось ему верить, не портит впечатления и не придаёт его облику ненужной комичности.
Миней неторопливо повернулся на вертящемся кресле к стоящему слева от стола компьютеры и включил его, затем ласково улыбнулся: «Ну, Моти, давай сюда свою дискету. Посмотрим, что ты мне принёс…» Он сунул дискету в дисковод, удобно устроился в своём кресле и принялся ждать, пока на экране высветится нужная информация. Моти деловито спросил: «У вас включены акустические колонки?» — «А зачем?» — удивлённо, и вместе с тем несколько досадливо, обронил Миней. — «А потому что в этой программе звук, точнее — музыка, играет определяющую роль. Тут у меня программу запускает и ею же управляет музыкальный файл. Это… в общем-то… первые намётки…» — «К чему это?» — в голосе босса послышалась лёгкая, но совершенно отчётливая досада.
Это смутило Моти: «Э-э-э… Это у меня «музыкальная ракушка», так я и назвал эту программу. Видите ли, мы с женой очень любим музыку, она же у меня учительница музыки — фортепиано и немножко органит. Собственно, на концерте мы с нею и познакомились. «Музыкальная ракушка» — это в честь нашего с нею знакомства…» Моти глянул на босса и осёкся: ему показалось, что приветливое лицо Мезимотеса каменеет на глазах. Миней пристально уставился в экран, словно бы не слыша несущихся из колонок звуков задорной хасидской мелодии.
