- Вита, ты не волнуйся... Побольше юмора! Мы, Вита, здесь...
- И я с пачкунами здесь, - удовлетворенно сообщил Витольд. - Жаль, что и второй здесь... - попытался было объясниться Витольд. - Я уж думал: ни к чему ведь он...
- Довольно! - повелительно прервал его буро-фиолетовый. - Свет!
При слове "свет" я почти механически сунул руку в карман, достал светозащитные очки.
Три луча забегали по сизоватой траве. Едва успел я надеть светофильтры, как лучи метнулись к нам - два ярких пучка. Третий луч светил мне в спину, освещал лицо Вадима. Несмотря на светозащитные очки, яркий свет ослепил меня. Я закрыл глаза.
Секунд через пять-семь буро-фиолетовый властным голосом приказал:
- Погасите свет! Друзья мои! - негромко обратился он к своим сообщникам. - Законы природы вступили в силу. Во тьме спасительной пусть совершается правосудие природы. Пусть торжествует!..
Несмотря на легкий шум в вершинах деревьев, в лесу было удивительно тихо, наверное, потому, что ветер пролетал только над лесом. Светившиеся сплошь тем или иным светом - словно то были мятущиеся рои пламенных насекомых, в целом образующих нечто вроде подвижных человеческих фигур, неизвестные личности уже со всех четырех сторон стягивались к нам.
Нас на мгновение осветили тремя фонариками. Семеро шли с четырех сторон, медленно приближались к нам.
- Погасить! - негромко скомандовал буро-фиолетовый. - Вита, а что это у них за ящики?
- Это этюдники, - ответил Жилятков. - Там у них мазня, кисти и краски...
В его как будто бы пустых, легкомысленных словах слышалось что-то безысходно жуткое, как будто все было предрешено. Все они были абсолютно уверены в успехе своей операции. Но они и боялись. Боялись себя. И как истинные, наглые трусы пытались черное дело превратить в пошлое паясничанье. И буро-фиолетовый говорил, гипнотизируя себя и своих сообщников. Своими полунамеками грязно-фиолетовый пытался нагнать на нас страху и деморализовать нас, а своих сообщников распалить.
Мне было ясно, что все эти субъекты ниготкового цвета оказались в остинском лесу совсем не случайно. И может быть, Жилятков из города приехал в одной с нами электричке и дал им об этом знать. Удобным обстоятельством, очевидно, решено было воспользоваться: ночь, глухой лес, нас всего двое... Большинство из них были уже подвыпившие. То-то у пятерых ниготковый и околониготковый цвета были так искажены винными парами.
- Что они делают? - шепотом спросил Вадим.
- Подходят... чтоб учинить физическую расправу.
- Надо убежать. Чего ждать?
- Собака только и ждет, чтоб от нее начали убегать... Они вооружены, может быть.
- Ну и видишь ты нас, Константин Дымкин? - спросил буро-фиолетовый.
- Говори с ним вместо меня, - шепнул я Вадиму.
- Нет, не вижу, - громко ответил Вадим. - Темно, хоть глаз выколи.
Они все стояли вокруг нас, шагах в десяти по кругу.
- Значит, Костя, нашлись такие, которые мешают тебе жить? Мне надо знать... И чтоб я больше не возвращался к этому вопросу.
Пока он это говорил, я по возможности беззвучно и быстро подскочил к одному из злодеев. Неслышно, едва дыша, я стоял около глинисто-терракотового типа. Я видел его бессмысленное, словно бы пробковое, лицо, пусто глядящие во тьму глаза.
- Да нет, никто мне жить не мешает, - недолго думая, ответил Вадим на вопрос буро-фиолетового. - Что, я вам это говорил, что ли? Когда я вам это говорил?
- Если ты задашь мне еще хотя бы один вопрос...
- Хорошо, я не буду спрашивать, - сказал Вадим.
- У тебя что-то произошло с глазами, - сказал буро-фиолетовый. - Ты видишь какой-то там цвет... Назови людей, которых ты видел. Ты их знаешь?
Пока они перебросились этими фразами, я присел около глинисто-терракотового типа, едва державшего свой фонарик в обвисшей, расслабленной руке. Я осторожно, двумя пальцами взял фонарик за рефлектор и несильно дернул вниз. Фонарик оказался у меня в руке. Тип сразу же нагнулся и стал шарить в траве, едва слышно, злобно ругаясь.
А я был уже около обладателя второго фонарика. Момент был удачен. В первое мгновение кирпично-оранжевый негодяй даже не заметил, что лишился фонарика. Когда он, словно что-то вынюхивая в траве, высоко поднимая руки с растопыренными пальцами, заметался на четвереньках, я стоял уже около третьего, ярко-каштанового типа. Этот желчно, по-мефистофельски чему-то улыбался.
