Мы не имели права отступать! Приказ — держаться до конца, как бы тяжело не было! Сдаваться на милость врагу — нельзя! Ходит слушок по окопам, что вскоре на военных судах подойдет подкрепление из столицы, но я, как и многие мои товарищи, почему-то уверен, что это все обман, никто не успеет добраться до нас во время. Последние кто прибыл к нам вчера — ребята из сотни Сабара — все давно погибли, наткнувшись на заслон врага далеко в полях — даже мы не успели им помочь. Трое выживших, сумевших несмотря ни на что прорваться назад к баррикадам, умерли через несколько часов от многочисленных ран и большой потери крови. Скоро, наверное, и мы последуем вслед за ними.
Но отступать никто не намерен — будь что будет!
Стена, которую мы с таким усердием возводили пару дней назад, была уже больше чем наполовину разрушена. В ней зияли огромные бреши, кое-где толстые бревна, опаленные пороховым огнем, треснули и сейчас свирепо скалились в небеса измочаленными краями. Заслоны постепенно рушились, часто погребая под собой зазевавшихся и тяжело раненных солдат. Но упорный враг, как ни старался, до сих пор не смог взять это полуразрушенное препятствие. Мы — храбрецы! — держались, как могли, из последних сил стараясь не доставить ему такого удовольствия.
Но не тут то было. «Синие» собрали у подножия холма большую часть своих смертоносных орудий и подводили все новые и новые полки свежих солдат, еще не участвовавших в боях. Мы поняли, что неприятель намеревается, ударив по нам огромной силой, сосредоточенной в одной точке, одним рывком пробить брешь в обороне и проникнуть к защитникам в тыл и, разметав во все стороны обоз с ранеными, атаковать бастионы с двух сторон. Одним словом взять нас в «клещи» и не отпускать, пока жив хоть один солдат.
Я находился у бойницы почти на самом краю заграждения и видел, как к укреплению устремился с громкими криками большущий отряд. Затрещали ружья — бой вскипел с новой силой.
Тяжелые пушки не замолкая палили, забрасывая нас черными ядрами, все больше разрушая стену, превращая ее в ничто. Издалека послышались приглушенные стоны и вскрики раненых, задавленных расщепленными бревнами или похороненных под пластами теплой земли, так и сыпавшейся темным дождем через край. Мы не могли не то что ответить врагу, даже голову высунуть нельзя было. Пули, словно разъяренные дикие пчелы, свистели над головой, горящие ядра, страшно свистя, обрушивались всей своей силой на стены. Оглушительный невыносимый гром расколол пространство. Казалось, будто само огромное безоблачное небо треснуло и по кускам рушится сверху на нас, круша сухую землю. На укреплениях царил полный хаос…
Дым и облака пыли смешались и тучей взвились в нагретый солнцем воздух, закрыв дневное светило от глаз людей. Стало очень трудно дышать. Горячий обжигающий воздух и едкий колючий песок терзали натруженные легкие прикосновениями каленого железа, оставляя противный привкус во рту. Глаза немилосердно слезились, их жгло нестерпимым огнем. Вокруг уже ничего не было видно — пыльный мрак и неизвестность…
Многие бойцы из моего отряда погибли, их истерзанные тела валялись повсюду, окровавленные и покрытые корками пепла. Я, крепко сжимая в руках верную винтовку, сидел пригнувшись за валом, когда в небольшую башенку-укрепление — все, что осталось от вышки, рядом с которой на каменной платформе стояла наша единственная пушка — влетело с оглушительным ревом вражье ядро, разметав все по бревнышку. Из башни как горох посыпались горящие трупы солдат. Смерть забрала их. Я сокрушенно покачал головой — уже никто не в силах был им помочь. Да будут боги милосердны к вам на небесах!
Липкий пот, смешанный с густой грязью и кровью, сочащейся из разорванного плеча, покрывал все мое тело. Мелкие острые камешки, падавшие сверху, словно иголки впивались в спину. Из порванного уха стекла алая струйка, в голове безумно стучало.
Совершенно неожиданно совсем рядом вдруг раздался жуткий грохот. Я повернул грязное лицо в ту сторону узнать, что же это такое. Один из наших — вроде бы принер Краков-артиллерист (в густом дыму было плохо видно, возможно я и ошибся) — сумел-таки зарядить орудие и дал залп по врагу, безумно крича что-то бессвязное.
