От Русской земли к земле Киевской. Становление государственности в Среднем Поднепровье в IX–XII вв. - страница 81

Социальное и политическое развитие белгородской по-литии, во главе которой со второго десятилетия XII в. стоял не киевский посадник, а собственный князь, обусловило повышение роли Белгорода в истории Русской земли. Ориентация на поддержку князей из клана Мстислава в политике Белгорода с середины XII в. приобретает устойчивый характер. Белгород становится одним из опорных пунктов, обладая которым Мстиславичи вели борьбу за возвращение и сохранение киевского стола. Это становится заметно уже в первые годы правления Всеволода Ольговича.

Оказавшись на киевском столе, Всеволод Ольгович предпринял попытку реализации собственной концепции «киевского сеньората» — установление контроля за Русской землей силами черниговской династии. По свидетельству летописца, «…сѣде Олговичь в Кыевѣ и нача замышляти на Володимеричѣ и на Мстиславичѣ надѣяся силѣ своей и хотѣ сам всю землю держати с своею братею исканіе подъ Ростиславом Смолиньска и подъ Изяславом Володимеря»[814].

Очень тонко подметил основные задачи Всеволодовой политики А.Е. Пресняков: «Глава черниговских князей, заняв стол киевский… мог чувствовать себя призванным к объединению Всеволожей и Святославовой отчин старших Ярославичей в одной политической системе, построенной в духе Мономаха, но на более широком основании…»[815] Здесь петербургский историк фактически развил мысль, высказанную еще в конце XIX в. М.С. Грушевским: «Только собрав в своих руках много волостей, Ольговичи могли приобресть прочное верховенство в русской земле и закрепить его, подобно Мономаху, за своим родом»[816].

Однако эти оценки, высказанные в начале XX в., впоследствии остались неуслышанными. «Классово ориентированный» подход советских историков, объявивших родовые отношения в княжеской среде «пережитком буржуазной науки», приводил порой к парадоксальным оценкам действий того же Всеволода Ольговича: «…вчерашний сепаратист, Всеволод на Киевском столе начал проводить политику укрепления единства русских земель…»[817] Показательна в этом смысле оценка, данная Всеволоду Б.Д. Грековым, — с одной стороны, Всеволод Ольгович объявлялся сторонником объединения Руси и последователем идей Мономаха, а с другой — князем-захватчиком, который рассматривал Киев как свою добычу[818].

При этом утверждения Б.Д. Грекова прямо противоречат показаниям источников: согласно Ипат., Всеволод уступил черниговский стол не младшему брату Игорю, а Владимиру Давыдовичу[819]. Благодаря такому шагу Всеволод сохранил в своих руках контроль за рядом волостей Черниговщины и прилегающих анклавов. Став киевским князем, старший из Ольговичей прекрасно отдавал себе отчет в том, насколько непрочно его положение в Киеве. Предпринятая в самом начале киевского правления попытка вытеснить из Южной Руси Мстиславичей и Андрея Владимировича закончилась неудачей. Чтобы сохранить в создавшейся ситуации за собой киевский стол, Всеволоду требовалось решить две задачи. Первая — сохранение в своих руках контроля за большей частью Черниговской земли как реальной военной и политической опоры. Вторая — заключение союза с Мстиславичами для упрочения своих позиций киевского князя.

Реализация первой задачи столкнулась с серьезным сопротивлением младших Ольговичей — Игоря и Святослава. Они добивались от старшего брата своей доли в Черниговской земле. Бежавший из Новгорода Святослав, по свидетельству летописца, «…не оуладися с нимъ о волостехъ иде Стославъ Коурьскоу бѣ бо и Новѣ сѣдя Сѣверьскѣ. В то же веремя Всеволодъ разлоучивая съ братомъ своимъ и дая емоу Бѣлъгородъ»[820].

Перевод Святослава Ольговича из Новгород-Северского в Белгород можно расценивать, с одной стороны, как стремление поставить под контроль беспокойного брата, а с другой стороны, усилить свое влияние в Киевской земле, контролируя один из ее главных пригородов. Однако мелкие пожалования Игорю и Святославу в Киевской земле не удовлетворили их: братья требовали серьезных территориальных уступок в «отчинных» черниговских землях: «…а мъ просимъ оу тебе Черниговьскои и Новгороцкои волости а Киевьскоѣ не хочемъ онъ же Вятичь не състоупяшеть»