Вопрос: Тогда чем вы объясняете успех ваших книг у читателей?
Ответ: Я точно не знаю. Наверное, тем, что я как бы несостоявшийся драматург. Другими словами, я непосредственно излагаю свои мысли на бумаге, воздерживаясь от опосредованного изложения. Таким образом, все мои книги создаются по модели театральных пьес. Одна сцена следует за другой. Автор ex machina отсутствует. Он не выступает ни как толкователь, ни как всезнающий связной с читателем. Я нередко пытался облегчить свои сочинительские старания привычными переходами, описаниями и размышлениями, но в итоге был вынужден вновь и вновь все это вымарывать. Действие и действующие лица должны говорить сами за себя.
Вопрос: Как вы считаете, такой подход легче или труднее, нежели иные виды сочинительства?
Ответ: Попробуйте как-нибудь сами. Впрочем, я, наверное, иначе и не могу. В любом случае вспомогательные средства гораздо более ограничены. Об авторе как Святом Духе, парящем над водами, говорить не приходится; его место занимает герой (или антигерой, или рассказчик от первого лица). Определяющую роль играют его интеллект, его опыт и его реакции. Только он наблюдает, больше никто. Прежде всего это означает, что его присутствие должно быть неизменным. Следовательно, действие должно быть организовано таким образом, чтобы обеспечить его постоянное присутствие. В книге это работает еще более жестко, чем на сцене, где своей отстраненностью герой вовлекает в действие второстепенных персонажей. Здесь же на него направлены все прожектора. Без него книга никогда не состоится. Без автора последовательность сцен или глав трудно себе представить. И не только это. Книга оценивается лишь с одной точки зрения – такой, какой ее видит «герой». Если ему двадцать лет, это будет книга двадцатилетнего, и не иначе.
Вопрос: Все это – ограничения, и чем же они оборачиваются?
Ответ: Наглядностью и, по-видимому, напряжением, которое даже не зависит от действия. Предпосылкой такого преображения оказывается безошибочность диалога, приобретающего особое значение. Напряженность в развитии действия сама по себе не более чем репортаж. А вот напряжение в изложении – нечто иное. При удачной реализации читатели, в том числе и литературные критики, часто путают его с репортажем, поскольку при этом используются инструментарии последнего. Реализация напряжения, однако, выходит за установленные рамки. Она не просто передает суть происходящего, но и отбирает компоненты, дает им оценочную характеристику, выстраивает и несет идею.
Вопрос: Какова идея вашего произведения «На Западном фронте без перемен»?
Ответ: Она изложена в предисловии. В нем прослеживается намерение автора рассказать о поколении, загубленном войной, даже если удалось уцелеть под градом снарядов. Далее – описать судьбу молодых людей, которые, вместо того чтобы погрузиться в жизнь, были вынуждены бороться со смертью. Поэтому не вызывает сомнения – роман в значительной мере представляет собой книгу о послевоенном времени, чем репортаж о происходившем непосредственно на войне. Полагаю, данное обстоятельство отчасти предопределило его успех.
Вопрос: Что подтолкнуло вас к написанию романа «Искра жизни»?
Ответ: Об этом говорит само название – «Искра жизни», которая не угасла даже под сапогами варваров.
Вопрос: Придаете ли вы значение идейному содержанию?
Ответ: Только в сугубо человеческом, но не в программном отношении. Идея как таковая лишена художественного смысла. По этой причине роман «На Западном фронте без перемен» изначально не стал произведением сугубо пацифистским. Но он обладал пацифистским воздействием. А вот его содержательная сторона отражала человеческую проблематику. То, что разумно мыслящие люди выступали против войны, в то время казалось мне настолько естественным, что писать только об этом я ни за что бы не стал.
Вопрос: Как долго вы работали над романом «На Западном фронте без перемен»?
Ответ: Всего пять недель.
Вопрос: Сколь успешно продавалась книга?
Ответ: В Германии каждый день покупали от десяти до двадцати тысяч экземпляров. В общей сложности в переводе на сорок пять, точнее, пятьдесят языков роман вышел общим тиражом примерно от десяти до тридцати миллионов экземпляров.
