«Брайничи, или Другая вина» сразу же доказывает необычайный талант автора. Здесь чувствуются не только мужество, энергия и решительность, но и мощная художественная хватка. Огромное достоинство книги в том, что сам подход к материалу у автора не журналистский или репортерский – если бы он был таков, она была бы одной из многих, – нет, автор смотрит на него как поэт.
Умение достичь этого при таком вопиющем материале делает книгу редкой и достойной внимания, ибо тут автор идет узкой тропинкой по краю и легко может свалиться. Очень велика опасность стать невыносимым, если не обладаешь накалом чувств и одержимостью, чтобы расплавить шлаки предрассудков и переубедить. Фрик это делает. Ему веришь и там, где он повторяется (это его первая книга), прыгает выше головы и временами вращается вокруг собственной оси. Его искренность и тайна заражают. Невольно на память приходят «Войцек» Бюхнера,[170] Дилан Томас,[171] Брендан Бехан,[172] молодой Фриц фон Унру.[173]
Текст, состоящий из отдельных эпизодов, быстрая, резкая смена атмосферы и настроения, плотное, сильное, то и дело переходящее в балладное, а зачастую почти лирическое содержание придают книге большую наглядность и красочность и в то же время создают дистанцию, необходимую для того, чтобы персонажи не производили впечатления надуманных, – они вдруг стоят перед нами как живые люди, подобные мне и тебе, и от этого становятся еще более опасными.
Понятие вины тоже сбалансированно: обвинитель так же виновен, как и те, кого он обвиняет; благодаря этому становятся возможными зеркальные отражения, в которых раскаяние и возмездие неожиданно получают светлые блики, и малая правда так же жаждет самоутвердиться, как и большая, так что даже автор в конце концов не находит никакого другого выхода, кроме саморазрушения, которое и любому другому покажется здесь едва ли не само собой разумеющимся решением. Вероятно, существует и другое движение, – но то была бы другая книга, и остается надеяться, что Фрик ее еще напишет. Он принадлежит к такой категории писателей, которых всегда было слишком мало в Германии. Его роман – весомое и захватывающее обещание.
Существенные и мелкие иронические моменты в моей жизни
Интервью с самим собой[174]
Вопрос: Стало быть, Крамер вовсе не ваша фамилия?
Ответ: Нет. И тем не менее эта чушь обошла весь мир, и до сих пор в нее верят.
Вопрос: Ну вы хоть раз ее опровергли?
Ответ: А зачем? За сорок без малого лет я ни разу не выступал с опровержением какой-либо лживой писанины в свой адрес.
Вопрос: А почему?
Ответ: Никто бы этому не поверил. Это один из первых выводов, к которому приходишь, добившись успеха. Когда это усвоишь, можно избежать многих неприятностей, ненужных судебных издержек, сэкономить на адвокатах, а также не заработать мучительную язву желудка или инфаркт. Газета всегда права – хотя бы потому, что выходит каждый день с новым содержанием. Да и какой толк от одиночной поправки, которую напечатают на двадцать четвертой странице в окружении бесчисленных объявлений?
Вопрос: Правда ли, что многие издатели в Германии отказались печатать роман «На Западном фронте без перемен»?
Ответ: Так оно и есть. Да, первый – один из лучших издателей. Он сказал мне, что никому больше не интересно читать о войне. Наверное, он был прав теоретически, а я – на практике.
Вопрос: И часто с вами такое случалось?
Ответ: Да. Американское издательство «Путнэм» тоже отвергло роман «На Западном фронте без перемен». А вот купившее затем мою рукопись издательство отказалось от второй моей успешной книги – «Триумфальная арка». При этом было сказано, что никто не захочет больше читать о судьбе немецких эмигрантов. Американский издатель по той же причине открестился от романа «Возлюби ближнего своего», признанного «лучшей книгой месяца». Так все и шло по цепочке. Я называю это мелкими ироническими моментами в моей жизни.
Вопрос: Значит ли это, что издатели мало смыслят в успехе книг у читателей?
Ответ: Вовсе нет. Скорее, это свидетельствует о невозможности предвидеть успех литературного произведения. Иначе об успехах можно было бы говорить бесконечно. Читательский успех скорее противоречит любой теории успешного сочинительства. Вы только задумайтесь о судьбе моих персонажей – это сплошь бедные солдаты и совсем нищие эмигранты. Поэтому с моими издателями трудно не согласиться, когда они задавались вопросом о том, кого все это могло заинтересовать.
