Это: 1. Идея исторической поэтики, идея личности.
2. Идея философской логики, идея моего всеобщего разума.
Формирование таких, далее уже несводимых, идей осуществляется в двух последних "сведениях".
С одной стороны, в одно определение сводятся (точнее, сосредоточиваются) определения эстетической и нравственной осмысленности нашего бытия.
С другой стороны, теоретические потенции культуры вливаются в собственно философское определение - в идею философской логики.
Образуемые - в итоге таких последних сосредоточий - регулятивные идеи причем каждая из них претендует на исключительность и единственность - уже принципиально несводимы друг к другу; только в своем предельном напряжении (взаимоисключении и взаимопредположении) они образуют тот всеобщий смысл культуры как самодетерминации, о котором речь идет в этой статье.
Разберемся в этом вопросе немного детальнее.
Идея исторической поэтики (= идея личности). Здесь - снова трудность. Тема эта требует деталей, исторической фактуры, но целостная форма намечаемого сейчас образа культуры исключает скрупулезный анализ. Такой анализ я пытался осуществить в серии докладов: "Идея личности - идея исторической поэтики". Краткое резюме этих докладов и будет далее воспроизведено.
Предполагаю, что идея личности есть - в контексте культуры - идея регулятивная, направляющая душевную жизнь индивида; это - горизонт (как известно, все время отодвигаемый) индивидуального бытия, но вовсе не "наличное" бытие140. В этой идее индивид - в напряжении эстетической деятельности и нравственных перипетий - мысленно ставит себя на грань "последних вопросов бытия" (см. Бахтин о поэтике романов Достоевского), ставит себя в предполагаемую точку сосредоточения бытия в одно неделимое целое. В одну временную точку сосредоточивается вся моя жизнь - от рождения до смерти, и - далее - в мгновение моего настоящего сосредоточивается вся история (в прошлое и - в будущее) человеческого духа. Из этой "точки" каждый мой поступок может и должен быть совершаем как поступок всей жизни, как жизнь-поступок - в предвидении ее начала и конца. Обнаруживается и из-обретается полная ответственность индивида за свою жизнь (судьбу), за судьбу истории. Феноменологически сие невозможно, я живу ото дня - ко дню. Не зная ни начала, ни конца... Но - регулятивно - именно жизнь индивида "в горизонте личности", в идее личности, неповторимой для каждой особенной культуры, и характеризует смысл акта самодетерминации. В этом акте достигается личная целостность (замкнутость, завершенность) всей моей жизни, осознается своеобразное (для данной культуры) единство судьбы - в одной какой-то, привилегированной точке (см. ниже), актуализируется возможность перерешить судьбу - в осмыслении ее предела.
И весь этот процесс - дело именно поэтики: совокупности эстетически необходимых форм отстранения (и остранения) индивидуальной жизни: далее совокупности эстетически значимых форм композиции, обращения к идеальному читателю (зрителю), приемов построения фабулы, ритмизации речи... Причем каждая такая система поэтики личности - исторически имманентна для той или другой культуры. Это - действительно - "историческая поэтика", если отталкиваться от определений Ал. Веселовского.
В каждой исторической поэтике, в каждой культуре формируются:
1) свои формы эстетического (и - нравственного) собирания жизни в одно мгновение;
2) свои формы "постановки" (здесь - образ театральной постановки...) этой жизни-судьбы как целого, мне пред-стоящего, вненаходимого, свои неповторимые "социумы культуры";
3) свои формы противоборства (и "дополнительности") в моей судьбе двух ее определений: с одной стороны, ее предрешенности ("сакральности"), с другой стороны, моей собственной ответственности за эту судьбу, актуальной возможности ее перерешить (из точки ее уже совершившегося окончания, замыкания). В этом третьем плане каждой культуре свойственны свои, уникальные формы такого предопределения и... перерешения судеб, свои формы перебарывания и преображения сил детерминации "извне" и "из-нутра" - в силы самодетерминации;
