Безвинной кровью землю напоил.
В. Шекспир
— Княже! Я так мыслю, что с этим гадюшником надо что-то делать.
Намек Вячеслава на соседей-князей, зачастивших за последние месяцы с визитами к Ярославу Всеволодовичу, был прозрачным, как ключевая вода из родника.
— Он в своем княжестве, — вздохнул Константин. — И властен творить в нем что угодно.
— Которое ты ему по простоте душевной подарил, — уточнил воевода. — Нет, я все понимаю — любовь там у тебя и прочие амуры в кустах свищут, но сердцем чую — в копеечку они тебе обойдутся.
— Амуры не свищут. Амуры стреляют, — буркнул князь.
— Точно! — восхитился Вячеслав. — В самое яблочко ты, княже, угодил. Этот как раз вот-вот стрелять начнет. Причем не один, а со всей толпой. А народу у них там — о-го-го. А у меня всего две дивизии полного состава, из которых полторы — сырье необученное.
— Они что — тупее наших? Ты рязанских столько же по времени учил, даже меньше, а Ярослава все равно раздолбал зимой в первый раз.
— Совершенству нет предела, — туманно заметил воевода и честно сознался: — Уму непостижимо, как мы ту сечу выиграли. Хорошо, что с двумя рвами додумались, в которые Ярослав сотни три ухнул, если не больше. И с полком засадным ты вовремя подсуетился. Но если в целом брать, то наших тоже еще гонять и гонять надо. Сам видишь, что я сейчас согласно твоим ценным указаниям конницу наращиваю, а людей-то в нее откуда брать? Из пехоты. Значит, одно усиливается, а другое ослабляется.
— Ты практические показные занятия делай, — посоветовал Константин. — Самых лучших и смышленых из пехоты подергай, на них отработай все новое, а остальным показывай, к чему стремиться надо.
— Мысль хорошая, — с уважением заметил Вячеслав. — Знаешь, Костя, если бы ты всякой ерундой не занимался типа политики, то из тебя неплохой военный получился бы. Я бы тебя хоть сейчас в дружину сотником поставил.
— А повыше? — усмехнулся князь.
— Ну, для этого ты молодой еще. Тебя предварительно погонять с месячишко надо, а там, глядишь, и повысить в чине можно, — обнадежил Вячеслав.
— Спасибо за радужные перспективы, — вздохнул Константин.
— Да любой каприз за твои гривны, княже, — бодро откликнулся воевода и повторил вопрос: — А с гадюшником-то что делать будем?
— У тебя самого идеи есть?
— Ни одной, — обескураженно развел руками Вячеслав.
— Вот и у меня такое же обилие. Значит, ждать будем.
— Вслепую? — хмыкнул воевода. — Как говорила моя мамочка Клавдия Гавриловна, там, где зрячий даже не запнется, слепец может запросто разбить голову, а оно нам надо?
— Мы не слепые. Там Любомир вовсю трудится, — напомнил Константин.
— Что-то я начинаю разочаровываться в нашем Штирлице, — скептически заметил Вячеслав. — По-моему, папаша Ярослав Мюллерович обыгрывает его вчистую.
— Время терпит, — успокоил его князь. — Ты выгляни в окошко.
— А чего туда заглядывать, — пренебрежительно махнул рукой воевода. — Даже у тебя во дворе, невзирая на дощатый настил, грязь непролазная. Да и окошки мутноватые наш Эдисон состряпал — не больно-то полюбуешься.
— Правильно, грязь. Как и положено в апреле месяце на Руси. Потому и говорю, что время терпит. Наши люди за новостями укатили, а обратно выехать не могут — паводок хоть и закончился, а земля-то до сих пор как кисель. Пусть подъедут, тогда и будем прикидывать, что к чему да почем. Я не думаю, что они раньше лета на что-нибудь решатся. Значит, успеем.
Под словом «они» Константин подразумевал целую коалицию князей, которая начала группироваться вокруг Ярослава — последнего из оставшихся в живых сыновей Всеволода Большое Гнездо.
Казалось бы, всего-то десять лет миновало с тех пор, как всесильный Всеволод командовал чуть ли не всей Русью. Его длинные руки ставили своих князей не только в Рязани. Они дотягивались аж до Галицкого княжества, расположенного на юго-западной окраине страны. Но страшно неумолим бег времени. Чуть остановился, зазевался за пирами да охотами, не понял, что нужно делать, и все. Пиши пропало.
Если бы не было Константина Орешкина и его друзей, то его сын Юрий Всеволодович продержался бы на своем престоле еще почти двадцать лет. Сидел бы и глупо радовался то поражению южнорусских князей под Калкой, то бедам Волжской Булгарии, из сожженных городов которой к нему в Ростов, Владимир, Суздаль шел оставшийся в живых мастеровой люд, то трагедии Рязани — пускай ее Батыйка жжет, а то возгордились не по чину. А уж потом так же глупо погиб бы, утягивая за собой в общую братскую могилу все свои дружины и необученное ополчение. Бездарная жизнь прервалась бы такой же закономерной смертью.
