— Попрощаться зашел, — пояснил деловито. — Дел скопилось немерено, а я тут с тобой валандаюсь.
— Спасибо тебе, дружище, за все, — тепло произнес Константин.
— Да ладно уж, — проворчал Маньяк, старательно пряча довольную ухмылку.
— А за то, что Николку Панина живым довез, особое спасибо, — продолжил князь, в глубине души понимая, что если тот собрался уходить, значит…
«Да ничего это не значит!» — резко одернул он сам себя, но любопытство взяло верх, и он заговорщическим шепотом уточнил:
— А я сильно того?.. Ну, посветлел? — пояснил он, глядя на Маньяка, почему-то крайне изумленного этим вопросом.
— Ну и напарничка мне Всевед послал, — вздохнул тот. — Хошь — плачь, а хошь — смейся от бестолковости такой. Это ж не я парня живым довез, а ты сам! — возмущенно заявил он, после чего черед удивляться пришел для князя.
— То есть… как это я?
— А вот так. Он же в тот вечер, после того как его растрясло в дороге, даже не одной ногой в скудельнице стоял — он вовсе в нее забрался. С головой. Марена таких обратно никогда не выпускает.
— А-а-а… я чего? — осведомился князь.
— А ты его за шиворот оттуда выволок. Ха, видали остолопа! — возмущенно продолжал ведьмак, пользуясь тем, что никого поблизости не было. — Спрашивает меня — сильно ли он посветлел?! Да ты гляделки-то свои протри! С тебя жар пышет, как с солнышка в полдень летний! И сияешь ты, как оно на Купалу! Если не ярче, — задумчиво добавил он, глядя на князя, будто и впрямь сравнивая, кто из них дает больше света.
Затем еще пару секунд он с удовлетворением разглядывал обалдевшего от такой сногсшибательной новости Константина, после чего, вздохнув, заметил:
— Рот-то закрой. Ты бы еще палец туда сунул. Стоишь тут, как дите малое, зенками хлопаешь, а ты все-таки князь. Понимать должон, ну и… вести себя, как подобает.
Прочитав последнюю нотацию, ведьмак одобрительно кивнул сам себе и вразвалку направился к выходу.
А рот князь, несмотря на дружеский совет, закрыл не сразу.
* * *
Нет ничего странного в том, что летописи дружно умалчивают о непосредственном участии князя Константина в знаменитых битвах под Ростиславлем и на Рясском поле. И не стоит только на этом основании, как утверждает академик Мездрик, говорить о том, что он не принимал в них никакого участия. Это самый настоящий абсурд. Что же он, уважаемый Виталий Николаевич, в лесах все это время прятался, а потом сразу, так сказать, на готовенькое вылез?!
К тому же мы точно знаем, что ранен он не был, следовательно, ничто не могло ему помешать возглавить свои рати. Не упоминается же о нем лишь потому, что его участие в сражениях настолько само собой разумелось, что для летописцев не имело смысла лишний раз указывать на его несомненное присутствие.
О. А. Албул. Наиболее полная история российской государственности.
СПб., 1830. Т. 2, с. 170.
Глава 20
Так зарождалась летопись
Но ждет нас суд уже и в этом мире.
Урок кровавый падает обратно
На голову учителя. Возмездье
Рукой бесстрастной чашу с нашим ядом
Подносит нам же…
В. Шекспир
Встал Николка с постели через три недели.
— Нам, заговоренным, шибко разлеживаться некогда, — сурово заявил он, выйдя из терема бывшего, а ныне покойного тиуна.
Дом, после предательства главы города, точнее, попытки это совершить, был конфискован в пользу князя, и там, еще по решению Миньки, уже во время осады Ростиславля спешно развернули военный госпиталь. Константин это распоряжение подтвердил дополнительно своим княжеским указом, уточнив лишь, что как только его покинет последний раненый, терем должен быть отдан под школу.
Из своих товарищей по спецназовской сотне Николка никого не застал. Все ушли с огромной ратью рязанского князя. Теперь для них работа была — на мирную сдачу абсолютно всех городов в Черниговском, Новгород-Северском и Полоцком княжествах, а также в Турово-Пинской земле Константин не рассчитывал. Пришлось парню грустно бродить по небольшому тиуновскому дворику еще целых два месяца, печально поглядывая на Доброгневу и тоскливо вздыхая о своей несчастной жизни, потому что самое интересное опять прошло стороной. А еще он сетовал, что оказался таким невезучим недотепой, что, даже будучи заговоренным, ухитрился схлопотать стрелу в грудь, которая, несомненно, прикончила бы его на месте, если бы не крепкое заклятье князя Константина. Вон Ральфа же наповал убило, а его…
