Кати полюбила бокс. Впрочем, кто бы его не полюбил! Бокс и коррида — вот остатки былого величия. Вот она, истинная поэзия действия!
Ах, бокс: двенадцать канатов, три человека!.. У двоих в голове лишь одна мысль: победить! А третий заставляет вас делать это по всем правилам… искусства, да, искусства!
Кати следила за моим питанием, готовила то или иное блюдо, в зависимости от тренировок. Скоро по моему настоянию она бросила работу. Разумеется, ей было немного грустно, как, впрочем, и мне. Я сожалел о просторном классе, о парте, подписанной «Божю», о черной доске, на которой всегда оставались после уроков загадочные надписи, о дохлых мухах, валяющихся с прошлого лета за стеклами гербария. Но полно, ведь вы не можете не согласиться, что надо смело двигаться вперед!
Теперь Кати ходила не в носочках, а в тончайших чулках и одевалась в лучших магазинах. Она отвечала вместо меня на телефонные звонки, она организовывала мои пресс-конференции, и она же придумывала остроумные ответы на вопросы журналистов. Благодаря этому подобию культурности, необычной для тех, чье дело работать кулаками, я пользовался хорошей репутацией у прессы и ходил в любимчиках у торговцев эпитетами из спортивной рубрики.
Поговаривали, будто я лиценциат[1] и бог знает кто еще и боксу посвятил себя исключительно из любви к спорту… Еще бы, конечно!
Если не считать Карпантье, из боксеров я получал приглашения наверняка чаще других. Охота в Солони, «partys»[2] в поместьях в Везине и все снобистские приемы, устраиваемые богатыми бездельниками, которые не знают, чем бы еще отличиться, а главное, кого пригласить. Эти дураки полагали, что какой-нибудь чемпион Европы очень даже не помешает. Им бы ужасно хотелось пристроить меня где-нибудь между Парижским архиепископом и Мари-Шанталь!
Ну что ж, теперь все это закончится… Не будет больше приглашений, лести, почестей… Я снова стану простым смертным. Присоединюсь к миллионам и миллионам никому не известных людей.
Я ехал довольно быстро, и мне понадобилось меньше часа, чтобы добраться до своей усадьбы. Это очень красивый подковообразный дом в два этажа, утопающий в глубине живописного сада. Особняк выстроен в старом стиле — многочисленные двери, ведущая к дому мощеная дорожка, кованое железо, маленькие балюстрады. Представляете, о чем я говорю? Четыре комнаты, прелестно обставленные с помощью лучших парижских антикваров… Большая гостиная с гигантским камином, куда можно целиком засунуть здоровый дуб; все по высшему классу и вместе с тем богато и уютно. Я всегда мечтал о таком доме. Понадобилась Кати с ее безукоризненным вкусом, чтобы его отыскать… Мы здесь поистине были счастливы. В саду с его дикими зарослями и поросшими мхом камнями я делал разминку… Куда лучше, чем на каком-нибудь стадионе или в аллее Булонского леса.
Когда я подъехал к дому, особняк сиял огнями, будто в праздник. Но день был совсем обычный, просто я решил, что так должно быть в моем доме всегда… Французское управление по энергетике богатело за мой счет… Все комнаты были постоянно освещены. Переходя из одного помещения в другое, я не хотел ни на минуту оказаться в темноте. Думаю, эта любовь к яркому свету у меня из-за ринга.
Я оставил машину на улице. Терпеть не могу сложные маневры. Наш лакей, итальянец Артуро, потом загонит ее в гараж.
Идея насчет лакея принадлежала Бодони. Это было необычно и соответствовало моему имиджу.
Артуро, красивый, слегка полноватый парень, проделывал в два раза большую работу, чем любая горничная. Одет он был в довольно странный костюм, также подсказанный воображением Бодони. Нечто смутно напоминающее русскую военную форму. Черные штаны и белая рубаха вроде гимнастерки, застегивающаяся на плече.
Он просунул в дверь свою добродушную физиономию.
— Добрый день, мосье.
Мне нравился его мелодичный голос, его доверчивый взгляд.
— Привет, Артуро, мадам дома?
— Она в гостиной.
Кати сидела, удобно устроившись в глубоком кресле, и смотрела, как горят в камине дрова… На ней были черные обтягивающие брюки, красный свитер и такого же цвета мокасины.
Она проводила так целые часы, созерцая огонь или следя за передвижением солнца по летнему небу.